Читаем Отец и сын, или Мир без границ полностью

– Ты просто хлопнул меня?

– Да.

Выстроив по убывающей линии этот синонимический ряд и удовлетворившись результатом, он выискивал новую жертву. На почте он дернул какого-то мальчугана лет пяти-шести, но тот прекрасно оттаскал его за кудри – еле отцепили.

Нападение в магазине на девочку вызвало международный скандал, и на вопрос: «Ты меня бьешь?» – я мстительно ответил: «Да», – и отнесся к последовавшим рыданиям без всякого сочувствия. Вскоре при виде другой соблазнительной брюнетки он бросился на нее с криком: «Хочу дернуть девочку-итальянку!» – но я успел схватить его в охапку. «Это от тебя рождаются такие дети?» – в ужасе спрашивала Ника. «Нет, из тебя», – мрачно парировал я.

Дергал он и Петю. Петя колотил обидчика, Женя хныкал: «Папа, помоги». Помощи не получал и, осушив слезы, снова дергал. В остальном же они играли мирно. Любимая игра называлась «самолет». Оба садились на сваленные в углу чемоданы и куда-то летели. Женя предпочитал Австрию, а Петя – бабушку Цилю. В этих путешествиях Женя охотно составлял ему компанию. «Зачем тебе бабушка Циля? У тебя ведь нет такой», – удивлялся я, но не получал объяснения.

За пределами тематического круга, очерченного Веной и бабушкой Цилей, разговоры с Петей (по Жениной, разумеется, инициативе) обычно носили гастрономический характер. Показывая на Петину тарелку: «Петенька, чей это завтрак?» Петя ел неважно, со сказками, и вяло отвечал: «Женин». – «Петенька, а чей это десерт?» – «Женин». Такая изобретательность по отношению к добавке, не приводившая, разумеется, к желаемым результатам, была характерна только за столом. При всех прочих обстоятельствах он пасовал. Щупленький, верткий Петя мгновенно отнимал у него игрушку, а Женя, столь бойкий с нами, только плакал: «Папа, папа!» – и делал безуспешные, почти формальные попытки вернуть собственность. Эта обреченность, уверенность в поражении при хорошем росте и сильных руках приводила меня в бешенство.

Конечно, любое терпение имеет пределы. Вот Женя тянется к Петиным волосам, Петя бьет Женю, а Женя лишь вбирает голову в плечи, но один раз, когда Петя разошелся не на шутку, Женя взбесился и стал тузить Петю – любо-дорого смотреть. При нормальных же обстоятельствах оружием ему служили хитрость и злорадство, качества, ненавистные нам с Никой.

Хорошо лишь, что совсем маленькие дети не умеют скрывать своих чувств: какие они есть, такими и видятся. Женя мог запереть дверь, ведущую на балкон, смотреть, как Петя танцует по ту сторону, и кричать: «Петя, Петя, побей меня за волосы!» (именно так). Не то чтобы Петя был лишен инстинкта собственника, но за взятку соглашался поделиться, хотя иногда отвечал поговоркой своего старшего брата: «Много хочешь – мало получишь» (кроме как в Остии, я слышал эту фразу один раз в жизни от на редкость вульгарной молодой особы). А Женя любил зазвать Петю, чтобы сообщить: «Паровозик я тебе никогда не дам».

От Пети Женя приобрел не только неизвестно за что ценимую бабушку Цилю, но и пристрастие к неопределенным формам. Отнимая игрушку или книгу, Петя часто кричал: «Поиграть! Почитать!» – имея, как я думаю, в виду: «Не насовсем», – а в других случаях заявлял: «Моя! Моё!» Женя перенял эти привычки, а Петя научился у него сердитому восклицанию: «Уйди!» (например, Женя потерял меня на почте, нашел и орет в слезах: «Уйди!» – «Кто?» – «Ты!» – «Хорошо». – «Не уходи»). Их диалоги были, разумеется, отзвуками разговоров взрослых. Женя: «Я поеду в Рим?» Петя: «Нет, ты таскаешь меня за волосы». (Женя всерьез огорчен.) Петя: «Ты купишь мне машинку?» Женя: «Не куплю. Раз сказал не куплю, значит, не куплю». Петя: «Я буду хорошим мальчиком». Женя: «Тогда куплю». Почти все беседы вращались вокруг провинностей и их последствий.

Нет разочарования более горького, чем в своем (тем более единственном) ребенке. Женя – обжора, за кусок пирога готовый продать мать и отца. Женя – трус, не способный дать сдачи. Но он еще, оказывается, делец и пройдоха! Его страсть к машинкам не утихла, и в Остии я ему купил самосвал за триста лир (ни в какое сравнение не шедший с роскошным Петиным самосвалом, найденным cреди уличного хлама) и голубой «фордик», самый маленький и самый дешевый из всех, имевшихся в наличии. И вдруг Петя стал обладателем большого красивого автобуса. Увидев его, Женя оцепенел, а потом начал канючить: «Дай мне, дай мне!» Петя, конечно, не дал. И тогда Женя засуетился. Он схватил свой «фордик» и самосвал и принялся пихать Пете, уговаривая его обменять эти утратившие для него ценность игрушки на новое сокровище. Петя на такой дешевый трюк не попался. Тем дело и кончилось, но на Женю стыдно было смотреть: глаза бегают, голос угодливый – попрошайка. О, как скорбела моя душа!

4. Логическое мышление и круг чтения

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза