Отец смотрит на запад

Стремительно темнело. Из-за холмов, как и обещал этот гад, показалось кладбище. Издалека оно напоминало городок в миниатюре. Маленькие постройки из серого и красного кирпича со ржавыми полумесяцами вместо флюгеров. На некоторых склепах, чаще детских, кирпичом были выложены имена: Ерлан, Венера, Карылгаш. Катя сообразила, что не была на здешнем русском кладбище и не знает, где похоронен Маратик. Ее так и не свозили на могилу братика. И она, похоже, единственная из всех, кто живет в поселке, не слышала, как Маратик поет после смерти.

Тулин криво приткнул «жигули» к какой-то полуразрушенной стене и уверенно зашагал вперед по выгоревшей хрупкой траве. Катя набросила рюкзак и засеменила сзади, пытаясь запомнить дорогу. Ей вдруг показалось, что после случившегося этот гад захочет оставить ее здесь. А бродить ночью среди могил ей не очень хотелось.

Наконец Тулин остановился. Впереди было три захоронения. Новенький склеп из желтого камня – большой купол, увенчанный золотым полумесяцем, словно спиленным с сережки Аманбеке. Высокая постройка из разномастного, местами побитого кирпича, похожая на уродливую коробку. И заброшенная могила с покосившейся оградкой, зато с молодым карагачем, который тянулся ровно по центру захоронения, словно это была не могила, а его персональная клумба.

Катя шагнула к каменному склепу, похожему на маленькую копию дворца из восточных сказок. Тулин кашлянул и зыркнул на громадную кирпичную коробку.

– Вот этот – дядин.

Катя сделала несколько неуверенных шагов. Невозможно представить, что в этой глухой коробке теперь лежит ее отец. Тулин вежливо распахнул железную, словно тюремную дверь, и в нос ударил знакомый перечный запах пыли и чего-то тошнотворно-сладкого.

– К папке-то подойди, хоть слезинку урони, – назидательно произнес Тулин и подтолкнул Катю в спину.

Лопатки будто стали чужими от прикосновения брата. Катя презрительно фыркнула и шагнула на утоптанный земляной пол. По центру кирпичной коробки словно плавало что-то светлое, в полумраке оно казалось серым и как будто живым, потрескивающим и шебуршащим. Тулин включил фонарик, и бледный луч, метнувшись по грубым стенам, заскользил по простыне на каменном столе.

– Он не хотел, чтобы его закапывали, – сообщил Тулин из-за спины. – Сейчас уже редко так хоронят. А мы все сделали честь по чести, положили головой на запад, как велит обычай.

– Можно мне фонарик? – Катя не глядя протянула руку.

Тулин отдал фонарь, скрестил руки на груди и сразу слился с полумраком склепа. Теперь его присутствие выдавал только звериный запах. Катя сделала еще полшажочка к мумии отца.

Вспомнилось, какой он был большой, пышущий здоровьем. Как спал после рейса, и, если прилечь рядом и положить голову ему на грудь, можно было задремать под ровное его дыхание. Собственное детство казалось ей теперь не куцым и обрывистым, а плавным и убаюкивающим. Выверенные движения матери и спокойный ее голос, еще без строгой церковности. Прогулки с отцом по висячему мосту, которые теперь перестали казаться страшными. Речушка с мягким глинистым дном. Вот отец поднимается в высоченную кабину фуры, подхватывает маленькую Катю и сажает к себе на колени, разрешает подержаться за гигантский руль механического зверя. Вот крепкие руки отца вскидывают хохочущего Маратика к самому потолку.

Катя прикрыла глаза и опустила руку с фонариком. Казалось, стоит их снова открыть – воспоминания сотрутся. Вдруг спиной она почувствовала пустоту, будто один шаг назад – и свалишься в пропасть.

Какой же гадкий и двуличный этот Тулин. После того, что он сделал, собрался, наверное, совершить намаз на земляном полу, даже не помыв руки. Вспомнился его язык и запах изо рта. Катя не успела почувствовать ни тревоги, ни страха. Гулко заныла тюремная дверь и с железным лязгом захлопнулась. Снаружи клацнул замок. Несколько секунд Катя стояла в растерянности. Круг света от фонаря на утоптанной земле напоминал дно стакана.

Очнувшись, Катя нащупала фонарем металлическую дверь, за которой исчез Тулин.

– Придурок, выпусти меня! – Она заколотила кулаком по железу. – Не смешно, кончай прикалываться!

Замолчала, прислушиваясь. Какое-то время было тихо. Потом вдалеке закашляли «жигули». Рокот мотора удалялся. Катя вслушивалась в этот звук, наконец ей показалось, что далекое порыкивание – уже галлюцинация. Она прислонилась спиной к двери, несколько раз ударила по ней пяткой и обессиленно сползла на пол, ширкнув по железу рюкзаком.

– Мы больше не в школе, – тихо сказала она. Хотела заплакать, но слез не было.

«Он вернется, обязательно вернется, Тулин, конечно, придурок, но не убийца. Хочет запугать меня. Думает, я перепишу на него квартиру. Как бы не так! Если в школе не удалось меня сломать, то сейчас тем более не получится. Выйду – еще и заявление на него напишу. Это похищение и уголовная статья. Хотя, наверное, это не в первый раз, должно быть, он и жену украл. Не похожа она на человека, которому нравятся унижения и побои».