Отец смотрит на запад

– Да вроде всегда такой была, – неуверенно сказала Катя и отстранилась.

– Ну дай посмотрю на тебя! – Аманбеке встала руки в боки. – Надо же, вроде из Москвы, а бедненько одета. Как моль бледная, – ехидно определила она.

– Это как раз столичный стиль, – заявила Катя.

– Вот эта дерюга? – Аманбеке щупала по очереди то подол, то воротник Катиного платья. – Пастух Аманкул в такой рубахе скотину гонял.

Айнагуль заметила, что на Катином воротничке цвета молочной пенки остался темный след от пальцев свекрови.

– Я чай поставлю, – смущенно пробормотала Айнагуль и поспешила в дом.

Открыла флягу, начерпала воды полный самовар, включила его в розетку. Стала расстилать корпе. Тут в дом вошли свекровь, муж и Катя. Аманбеке продолжала унизительный допрос, Катя отвечала отстраненно, будто речь шла о ком-то другом. Айнагуль хлопотала, позванивая браслетом, словно индийская танцовщица, и ругала себя за то, что не успела его снять.

– Да ты не обижайся, я, можно сказать, любя, – продолжила Аманбеке, усаживаясь на корпе у приоткрытого окна. – Кроме тетки-то кто тебе правду скажет? Ты, может, потому и не замужем до сих пор, что невзрачная такая. Мать-то твоя хоть и украла деньги, но красивая была, а ты что-то не очень.

– В отца, наверное, – неприязненно улыбнулась Катя.

– Еще скажи, что в меня, – зло оскалилась Аманбеке, показав маленькие, но удивительно ровные и белые зубы.

Айнагуль расстелила цветастую клеенку и пошла на кухню за сервизом. За ней увязался Тулин. Она чувствовала его дыхание, мясной жар его тяжелого тела. Задвигалась быстрее, чтобы избежать смрадных объятий.

Принялась доставать белые кисайки с синими узорами и золотой каймой «для особых случаев». Их свекровь выставляла на дастархан перед гостями, которые ей были небезразличны.

– Какая ты у меня… хозяюшка, – ласково сказал Тулин, и Айнагуль почувствовала на лопатках его сырые лапы. – Да не бери ты этот сервиз, обычные кисайки пойдут.

– Гости же…

– Да какая она гостья. – Тулин вытащил с полки повседневную посуду и кивнул. – Эту неси. А где мелкий?

– С девчонками, Рстушкой и Жанокой.

– Вот пигалицы, прописались тут, – ухмыльнулся Тулин и вышел из кухни.

Айнагуль спрятала нарядные кисайки за мутным стеклом серванта и поставила на поднос бледный, с подстертыми цветами, кое-где даже с трещинками повседневный комплект.

Катя сидела напротив Аманбеке и терзала молнию рюкзака. Увидев Айнагуль, встала помочь.

– Ой, я сама. Ты что, – удивилась Айнагуль. – Сиди отдыхай.

Катя улыбнулась и вернулась на место. Аманбеке цокнула языком.

– Отца хорошо проводили. Склеп какой отстроили! – чуть ли не мечтательно сказала свекровь. – Мяса сколько было. Мы корову даже зарезали, кормилицу нашу. Люди неделю шли к нам поминать. И каждому с собой еще дай, и мяса, и лепешки, и сладкое, и бархата зеленого, да не на корпе, а платье сшить можно. Ну, ты помнишь, наверное, как мы тут хороним.

– Помню, – тихо сказала Катя.

– А ведь мы только сына женили. – Аманбеке коснулась ноги Тулина, который лежал в подушках как султан и со швырканьем потягивал чай. – В долги влезли.

Аманбеке выразительно покосилась на Айнагуль. Но обида на родителей, которые сбыли ее с рук, будто худую овцу, жгла сильнее, чем попреки новой семьи. Айнагуль даже не покраснела.

– Так что ты давай-ка квартиру перепиши на Тулина за долги, так будет честно, – властным голосом заявила свекровь.

Айнагуль ждала реакции Кати. Золовка молчала. Медленно подносила пиалушку ко рту, хмурила брови, делала крошечный глоток и ставила посудину на место. Ей чай пить противно? Или она так выражает свое недовольство словами Аманбеке?

Сама Айнагуль терпеть не могла этот чай с молоком и жиром и себе в кисайку, не обращая внимания на хмурые взгляды свекрови, кроме сахара ничего не добавляла.

– Можно мне обычный чай? – неожиданно обратилась Катя к Айнагуль.

– Нет, нельзя, – отрезала Аманбеке, раздув ноздри.

– Я не могу это пить, простите. – Катя отодвинула кисайку с густой жижей. – А квартира по закону моя. Мать ее на меня переписала, и по отцу наследница тоже я.

– А по совести? – сощурившись, спросила Аманбеке.

– Сколько вы потратили на похороны?

– Полмиллиона, – не задумываясь, встрял Тулин.

– А посчитать, так и больше, – заявила свекровь.

– Я продам квартиру и верну вам половину. Двести пятьдесят тысяч.

– Хороша родня, ничего не скажешь, – вздохнула Аманбеке. – Мать вынесла полквартиры деньгами, а дочь всю квартиру решила оттяпать.

– Но это мое наследство!

– Так деньги давай за похороны и за мавзолей, еще четыреста тысяч. И забирай себе эту квартиру. Я разве против?

Айнагуль стало жаль золовку. Свекровь с Тулином выставили счет, который продажа квартиры не покроет. На миг ей захотелось вмешаться – рассказать о находке в корпе. Ведь если дело только в деньгах, они все могут разойтись мирно. Уже через минуту ей самой стало смешно. Конечно, они бы никогда не договорились, как поделить заначку Серикбая.

– Я отдам свою часть, сказала же. – Катя уже не старалась быть вежливой. Она сидела напротив тетки с ровной, как у статуэтки, спиной и будто копировала ее интонации.