Отец смотрит на запад

– Чертова джуламейка! – Он стянул футболку и принялся толкать машину.

Крепкие руки налились мышцами. Коренастый и коричневый, он был похож на молодого быка. Даже резиновые тапки – и те будто затвердели и стали копытами. Только «жигули» не реагировали, покачивались на одном месте, как будто сдавшись.

Катя осмотрелась. Солнце палило над потрескавшейся равниной, покрытой песком и солью. Кое-где белели высохшие кусты, словно сделанные из костей. Кругом было тихо. Хотелось пить.

– У тебя нет воды?

– Ни воды, ни лопаты! – рявкнул Тулин и хлопнул крышкой багажника.

– А ты можешь позвонить кому-нибудь, чтобы нас вытащили отсюда?

– Ха, ты телефон свой проверь, здесь на пять километров вокруг связь не берет. Помощь придет, если только мимо кто будет приезжать, а это если только кто помрет в ближайшее время. Просто так на этот пустырь никто не суется.

Тулин скинул сланцы и протянул один Кате.

– Помогай давай.

Они выгребали из-под колес куски песчаного наста. Несколько раз Катя в сердцах отбрасывала гнущийся резиновый тапок и принималась рыть руками. Царапала пальцы о сухие колючки в песке, чертыхалась и снова бралась за горячий кусок резины. Солнце постепенно уходило. Катя умирала от жажды. Во рту был кислый привкус рвоты. Временами она хваталась за натруженную спину и оглядывалась по сторонам. Ни машин, ни забредших с пастбища животных, а вместе с ними надежды, что скоро за ними объявится и человек, не было. Верхушки небольших холмов, за которыми должно было быть кладбище, напомнили Кате иллюстрации к «Маленькому принцу» Экзюпери. Словно не холмы, а слоны, спрятанные от глаз гигантскими шляпами.

«Я, наверное, брежу», – подумала Катя и устало плюхнулась на песок.

– Что лежим, кого ждем? Меня? – Тулин нарисовался откуда-то снизу, словно из-под земли.

«Теперь ты не бык, а кабан», – подумала Катя, но вслух ничего не сказала – не хотелось открывать и без того вязкий от жажды рот. Сил хватило, только чтобы сесть.

Тулин нависал над ней с широко расставленными ногами, заслоняя красное закатное солнце. Его голое, уделанное в песке пузо напоминало только что выкопанную гигантскую картофелину. Темные, почти фиолетовые соски жадно смотрели на Катю.

– А ты симпатичная выросла.

Катя сощурилась на брата, разгоняя круглые разноцветные блики.

– Тулин, мне нехорошо, – жалобно проговорила она.

– Знаю.

Тулин расстегнул ширинку и прежде, чем Катя попыталась встать, насильно распахнул платье и тут же прижался к оголившейся коже горячим своим животом. Довольно закряхтел.

– Ты у меня с детства выпрашиваешь, дрянь, – сказал и сунул горячий толстый язык Кате в рот.

Катя вцепилась одной рукой в скользкие короткие волосы брата, другой пыталась оттолкнуть грузную тушу. Брыкалась, но не могла ни скинуть с себя тяжелого мужика, ни причинить ему боль. Только взбивала песок. Представилось лицо Айнагуль и хрупкая ее фигура. Тулин несколько раз потерся о Катю расстегнутой ширинкой и задрожал. Через минуту его мокрый язык выскользнул из ее рта, оставив на зубах кашицу налета. Тулин встал и, поморщившись, цыкнул слюной в сторону.

Катя вскочила и, запахивая платье, отерла рот подолом. По щекам потекли слезы.

– Щас будешь мне помогать, – бросил Тулин и вперевалку отправился к кустам.

Катя не смотрела в его сторону, но слышала сухой треск. Так стреляли в огне ветки, когда они с бабушкой разжигали печь. Теперь казалось, что вся эта жизнь в Подмосковье была у какой-то другой Кати, у Кати, которая смогла отсюда уехать. А Катя на пустыре будто никуда и не уезжала. На перепачканном мятом платье словно проступало жирное пятно из детства.

Тулин вернулся с полной охапкой бледно-серых засохших веток. Бросил ей в ноги колючий, пахнущий пылью куст.

– Будешь совать под колеса, – скомандовал он и, не глядя на Катю, обошел «жигули». – Я поднимаю, а ты подкладывай.

Тулин набрал полную грудь воздуха и потянул бампер на себя. Короткая, но широкая его шея вздулась венами, будто под коричневой кожей у него тоже были ветки. Лицо еще потемнело и залоснилось. Катя быстро и боязливо укладывала под задние колеса хрупкую подстилку, ожидая в любой момент подвоха от Тулина.

– Готово! – крикнула она и отпрянула от машины.

Тулин с рыком опустил машину и, сунувшись по пути на заднее сиденье, пошел к капоту. На шее у него болтался кусок махровой тряпки, а в руке хлюпала початая бутылка с водой.

– У тебя была вода все это время! – возмутилась Катя и бросилась к брату.

Тулин отмахнулся. Согнувшись над покрытыми черной жирной плесенью кишками автомобиля, он заливал воду в какую-то дырку. Остаток на пластиковом донышке протянул Кате.

– Как бы мы завелись, выпей ты всю воду?! – деловито спросил он и сел за руль. – Поехали, Катюха!

Катя с минуту колебалась, садиться ли ей в машину или идти пешком. Сдалась и плюхнулась рядом с Тулином. «Жигули» с ревом выползли из песчаной ямы.

– Не смей так больше делать. Никогда, слышишь? – угрюмо проговорила Катя, вытирая тыльной стороной ладони сопли под носом и глядя перед собой, будто обращалась в пустоту.

– Не буду. Никогда, – твердо ответил Тулин.