Отголоски тишины

Немного расстроившись, я вышел в другую более просторную, нежели у меня комнату. Огляделся. В ней и вовсе не было мебели. Ничего что можно было хоть с натяжкой назвать таковой. Все помещение было завалено ящиками. Самых разнообразных размеров, форм и расцветок. На каждом прилеплен листок, многие подписаны крупными буквами, некоторые и вовсе не по-русски. «Может это почта? А я, соответственно, почтальон?». Мысль! Я, было дело, собрался полюбопытствовать и узнать, что лежит в ближайшем от меня огромном сундуке с красной розой на крышке и табличкой с красивой, правда, совершенно непонятной мне арабской вязью, но не успел. Послышались торопливые шаги. Вернее даже не шаги, а топот. Топот множества ног, громко звучавший в полуподвальном помещении. Почему-то стало страшно…

Я только и успел вернуться в «свою» комнату, как вслед за мной вошли трое мужчин. На плечи одного, явно не по сезону, был наброшен длинный сюртук, из-под которого проглядывала фиолетовая рубаха и синие шаровары. Его лицо, лицо мушкетера из авантюрного романа, почти женское, холеное с тонкими чертами, обрамленное курчавыми темными бакенбардами, подчеркнутое прямыми нитками усиков, почему-то вызывало отвращение.

Его сопровождали двое. Одеты они по-летнему, в длинные рубахи наподобие той, что на мне. Одинаково высокие, одинаково крепкие, с одинаково крупными, будто высеченными топором, чертами. Ни дать ни взять, родные братья. А прибавить к этому одинаковые, ничего не выражающие лица…

Они, двое одинаковых, вошли и словно по команде остановились с двух сторон от первого. Тот скользнул взглядом по каменным лицам сопровождающих, шагнул ко мне, ткнул в меня пальцем и заговорил, вернее не заговорил, он зашипел, безбожно коверкая язык:

– Я чего тебе приказать? Ты решить меня не слушать? – он запнулся, заметил лист бумаги, залитый чернилами, его лицо побагровело. – Так ты еще и бумага переводить! Ты хоть понимать, сколько он цена? Да за стопка, два таких ты можно купить! Я тебе сейчас показать!

Чего он хотел сказать, или показать я сразу не понял. Я просто уставился на его перекошенное от злости лицо и удивленно мигал глазами. Кто он, чего от меня хочет? Благо, скоро мне все объяснили, только объяснили другие люди и в другом месте, зато так объяснили, что я понял сразу и запомнил надолго.

Высказавшись, он повернулся к своим спутникам и что-то громко закричал. На этот раз он не стал измываться над русским языком, он воспользовался другим, не знакомым мне, мелодично-шипящим (я решил, что польским, а там, кто его разберет). В лавине иностранных слов четко послышалось родное, знакомое, близкое и понятное «на конюшню». Не могу сказать, то ли именно эти два слова он сказал по-русски, то ли я немного знал-таки иностранные языки, пусть хоть в пределах нескольких специфических фраз…

Тот из «братьев», к которому обращался «мушкетер» подошел ко мне, положил тяжелую руку на плечо и подтолкнул меня к выходу. Я вылетел в соседнюю комнату, чудом удержался на ногах, устоял. Громко от всей души чихнул, мотнул головой и удивленно оглянулся. Уже почти сформировался весьма своевременный вопрос, но задать его мне не дали. Все тот же из «одинаковых» (не разобрал правый или левый), словно мешок забросил меня себе на плечо и вынес во двор. Я начал было возражать, попытался вывернуться, но потуги мои не привели к желаемому результату. Хотел я того или нет, меня несли, игнорируя вялые попытки сопротивления.

Мы пересекли пыльный двор, прошли через строй бородатых мужиков. Краем глаза я заметил, что они опускали глаза и все как один отворачивались от нас. Далее меня отнесли к одной из невысоких пристроек у открытых ворот, внесли внутрь и небрежно бросили на землю. Здоровяк окликнул кого-то, что-то неразборчиво пробормотал, затем лениво зевнул, сплюнул себе под ноги и вышел, громко хлопнув дверью.

Послышались тяжелые шаги. Из темноты закрытого помещения ко мне приблизился великан, высокий, широкоплечий, куда мускулистей крепыша, который меня принес! Он схватил меня за руки и рывком поставил на ноги. Я мрачно смерил его взглядом. Посмотрел на него, снизу вверх (по-другому бы и не получилось), он наклонился, воровато огляделся, убедился в том, что рядом никого нет, и тихо прошептал:

– Ты уж не серчай Прокоп, сам понимаешь. Пан приказал – я сделал. Надо, значит надо. Но я осторожненько, я вполсилы!

Если это у него «вполсилы», как же оно, если в полную?!

Я стоял все еще не понимая, что происходит, он же методично (явно не в первый раз!) разорвал и без того жалкого вида рубаху. Отошел на несколько шагов и широко замахнулся. Послышался свистящий звук, вслед за ним тонкая полоска узловатой кожи полоснула по спине, опоясала меня, а кончиком больно хлестнула по ребрам. Никак не ожидавший такого продолжения разговора, я отлетел в ближайшее стойло, в полете проломил головой доску, возможно не одну. Сразу стало темно, спокойно, стихли все звуки…

– Я что приказать? Теперь ты будешь книга разбирать? – в блаженную тишину забвения просочился вкрадчивый голос.