Отголоски тишины

Боковой ход. Вернее не ход, а настоящая подземная комната, просторная и вовсе не пустая. Все, как я и ожидал, именно из нее вытекали голоса, из нее же выплывал воздух, наполненный запахом горения какой-то ароматной жидкости. Не знаю, что именно горело, смола, масло, еще что-то горючее, не знаю, с какой целью зажгли факелы, не думаю, что как источники света, скорее как дань традиции, как часть мистической атмосферы. Не знаю, ничего толком не знаю, могу лишь сказать, что в сравнении с моим темным коридором, внутри комнаты было светло как днем. Вот только свет не спешил выходить за пределы помещения, словно оно было закрыто некой незримой шторой, а то и вовсе светонепроницаемым энергетическим экраном.

Занятная мысль о «силовом поле» тут-таки заставила меня подойти ближе и вытянуть вперед руку. Любопытство, что тут скажешь! Да, я на самом деле пытался нащупать в темноте незримую преграду. Пытался, но, как и следовало того ожидать, ничего особенного не обнаружил. Ничего мистического, ничего фантастического. Что поделать, снова воображение шалит!

Несколько расстроившись, не обнаружив ничего такого, от чего бы веяло магией, я заглянул внутрь. Пару раз мигнул глазами, привыкая к смене освещения. Огляделся…

В помещении находились человек десять, может двенадцать все как один – вылитый мой таинственный незнакомец. Все в одинаковых странного цвета плащах с одинаково скрытыми лицами. Непонятна их поза, то ли они присели, то ли стояли на коленях (разобраться мешали широкие, грязно-бежевого цвета одеяния), спинами к входу. Они громко шептали, думаю, молились. В совершенно пустом помещении с каменными стенами их слова сливались в монотонный гул, терялись в пространстве, благодаря чему до моего слуха долетало одно лишь невнятное бормотание.

Ждать чего-то, что было мне неведомо, надоело. Я решился войти в комнату, искренне веря в то, что меня не заметят. Перешагнул через порожек, пересек условную границу между коридором и комнатой, замер.

Остаться незамеченным не удалось. Нет, присутствующие никак не отреагировали на меня, хотя сейчас я более чем уверен – виду не подали. Но дело не в этом, меня обдало волной новых ощущений, которые заставили позабыть обо всех умных и не очень мыслях. Меня пронзил мертвенный холод, будто в жаркий летний день вошел в огромный морозильник и услышал, как за спиной щелкнула, намертво фиксируя дверь, защелка. Пробила дрожь и не только от холода, еще и от страха (разве тут поймешь, от чего больше!). Почти сразу леденящий холод сменился жаром, столь сильным, что даже гарью потянуло. Жар медленно угасал, даря блаженную прохладу…

Потемнело. Сразу и сильно. Я снова начал дрожать, но на этот раз точно не от холода, дрожало все тело, каждая мышца, каждая клеточка, будто электричеством прошило меня, если не молнией ударило.

Ровное освещение спрятанного в глубине подземелий помещения сменилось подмигивающими отсветами факелов. Послышалась тихая музыка, нежила она и успокаивала, будто пыталась заглушить боль корчащегося тела. Я дрожал, зубы мои застучали, словно старались отбивать все нарастающий ритм. Руки безвольно опустились, ноги застыли, как свинцом налитые. С огромным трудом, словно борясь с чем-то, что заведомо сильнее меня, я обернулся. Да, я уже догадывался, что увижу, потому совершенно не удивился.

Позади, да просто рядом со мной на расстоянии вытянутой руки в колышущемся свете факелов колыхалась темная фигура – человек, одетый в длинный плащ с надвинутым на лицо капюшоном. Точно такой же плащ, как и у других – грязно-бежевый, с примесью розового и фиолетового. Сильно вытянутый на локтях, мятый, толстая изрядно потертая ткань, будто и не плащ вовсе, будто халат, старый, засаленный халат. Его живописно украшенный пятнами грязи капюшон медленно покачивался, казалось, что нет под ним ничего, одна лишь пустота…

Глава двадцать пятая

Первое, что пробилось в мое все еще сонное сознание – назойливо-громкая птичья трель. На удивление приятные звуки заполнили комнату, упорно стараясь достучаться до моего дремлющего разума. Веселая песенка старалась проникнуть вглубь него, закрепиться в нем и звучать, звучать, до тех пор, пока остатки сна окончательно не развеются.

Так и случилось. Я начал просыпаться. Начал понимать, что зловредная пернатая не успокоится, пока не убедится в том, что я действительно не сплю. Вопиющая бестактность. И все это мне несчастному, да еще и ранним утром! Не самым добрым моим утром…

Пришлось смириться, я открыл глаза. Повернул голову. Мигнул глазами. Огляделся. По подоконнику прохаживалась моя пернатая гостья. Миниатюрная, серая, невзрачная. Такая маленькая, а такая голосистая! Вот она остановилась, наклонила голову, поглядывая на меня, снова затянула песню. Некуда правду деть, красиво поет, вот только слушатель я совсем не благодарный. Тут бы с мыслями разобраться, да с памятью примириться, а для начала понять, почему так голова раскалывается?