Отголоски войны

Онъ ударилъ правой рукой плашмя матроса прямо въ ухо, съ ловкостью спеціалиста въ японскомъ бокс. Пораженный неожиданностью и силой удара, матросъ бросилъ свою жертву на полъ и подскочилъ къ Филиппу, чтобы свалить его съ ногъ; но тотъ уже самъ легъ на спину между дверями. Если бы у матроса было хоть малйшее представленіе о «ю-юитсу», онъ бы отступилъ передъ этой позиціей, самой выгодной для самообороны. Но матросъ понятія не имлъ о японскомъ бокс и пострадалъ за свое невжество; ударомъ поднятой лвой ноги Филиппъ выбросилъ матроса за улицу, вывихнувъ ему при этомъ руку.

Когда ловко побжденный матросъ пришелъ въ себя, ему показалось, что воскресли чудеса древнихъ временъ. Но такъ какъ онъ не былъ герцогомъ и не могъ отомстить искусному боксеру, онъ молча поднялся и кое-какъ поплелся дальше.

Филиппъ всталъ.

— Ю-юитсу? — спросилъ молодой человкъ, тоже поднимаясь.

Филиппъ утвердительно кивнулъ головой.

— Я непремнно научусь этому боксу. Позвольте поблагодарить васъ отъ души.

— Пустяки, — сказалъ Филиппъ. — Можете вы дать мн комнату? Я вдь полагаю, что вы хозяинъ?

— Раев вы меня не знаете? — спросилъ съ нкоторымъ удивленіемъ молодой человкъ.

— Нтъ, — отвтилъ Филиппъ. — Откуда мн васъ знать? Но такъ какъ вы собирались вытолкать матроса, то я естественно предположилъ…

— А вы не узнали меня по портретамъ? — Въ удивленіи молодого человка звучала нкоторая обида.

— По какимъ портретамъ?

— Они были во всхъ газетахъ. Всюду печатались интервью со мной. Я — Гильгэ. Вы слыхали вдь о «букмэкер» Гильгэ?

— Нтъ, никогда не слыхалъ, — отвтилъ Филиппъ съ улыбкой.

— Не слыхали о букмэкер Гильгэ?! Онъ пользовался огромной извстностью. Мн совстно говорить объ этомъ, потому что это — мой отецъ. Онъ былъ абсолютно честенъ въ длахъ. Умирая, онъ оставилъ мн большое состояніе; но такъ какъ я, къ несчастію, не одобряю букмэкерства, то пришлось найти какое-нибудь дло, удовлетворяющее требованіямъ моей совсти. Таково именно мое теперешнее предпріятіе.

— Какое?

М-ръ Гильгэ старался сдержать свое изумленіе передъ необыкновеннымъ невжествомъ Филиппа и сказалъ:

— Пойдемте ко мн въ бюро; тамъ я вамъ все скажу.

Онъ провелъ Филиппа въ бюро налво отъ передней. Оно было освщено электричествомъ; вся мебель была зеленая въ новомъ стил, а на стнахъ висли снимки съ картинъ Уотса

— Хотите табаку? — предложилъ Гяльгэ, раскрывая свой кисетъ. — Мое предпріятіе — филантропическое, сэръ. Я хочу сдлать для опустившихся людей хорошаго круга то, что лордъ Роутонъ сдлалъ для низшихъ классовъ. Я ничего не имю противъ низшихъ классовъ, но у нихъ другія привычки, чмъ у насъ. И мн всегда казалось, что самое тяжелое для человка изъ общества, когда ему очень не везетъ въ жизни, — это необходимость жить, какъ живутъ люди низшаго сословія, и терпть ихъ общество. Представьте себ, каково человку, боле или мене утонченному, если несчастье или легкомысліе доводятъ его до того, что ему приходится жить въ одномъ изъ Роутоновскихъ домовъ. Представьте себ его естественное отвращеніе къ одежд, манерамъ, — въ особенности за столомъ, — къ говору тхъ, съ кмъ ему приходится жить вмст. Я поэтому устроилъ пансіонъ для людей изъ общества, которые потеряли все до послдняго сикспенса.

— Мое положеніе въ эту минуту именно такое, — вставилъ Филиппъ.

Гильгэ учтиво поклонился и продолжалъ:

— Мой пансіонъ названъ «Угловымъ Домомъ», потому что здсь есть уголъ для всякаго человка приличнаго вида и умющаго вести себя въ обществ.

— А кто судья, ршающій, благопристоенъ ли человкъ и хорошія ли у него манеры? — спросилъ Филиппъ.

— Я самъ, сэръ. Если мн гость не нравится, я говорю, что вс комнаты заняты.

— Вы, значитъ, всегда здсь?

— Да, всегда. Этотъ домъ — цль моей жизни. Я сплю отъ пяти часовъ утра до двнадцати… А отъ двнадцати до двухъ я гуляю. У меня вышла стычка съ человкомъ, котораго вы такъ любевно вышвырнули за дверь, изъ-за того, что я не хотлъ принять его. Я сказалъ ему, что нтъ свободныхъ комнатъ, а онъ не поврилъ. Такого человка невозможно впустить въ Угловый Домъ, гд манеры настолько изысканны, насколько кошельки пусты. Мы димъ на мраморныхъ столахъ безъ скатерти, но никто изъ насъ не стъ горошка ножомъ. У насъ бумажныя салфетки, но мы не шумимъ и не говоримъ бранныхъ словъ. Дамы поднимаются первыми изъ-за стола.

— Есть и дамы?

— Конечно. Потерпвшія несчастье женщины общества, я полагаю…

— И цна за ночлегъ шесть пенсовъ? — спросилъ Филиппъ, наполняя комнату табачнымъ дымомъ.

— Да. Это какъ разъ оплачиваетъ расходы. Комнаты маленькія, но вентиляція отличная. Прежнія комнаты раздлены на дв и даже на три каютки, но плотными перегородками, не пропускающими звука. Меблировка дешевая, но въ каждой комнат иная — въ современномъ художественномъ стил. Я даже не могъ отказать себ въ удовольствіи украсить стны каждой комнаты дешевыми снимками съ картинъ. Въ наше время, когда можно купить за три пенса Рафаэлевскую Мадонну…

— Совершенно врно! — прервалъ его Филиппъ. — Скажите, могу я получить комнату за сикспенсъ?

— Я крайне сожалю: вс комнаты заняты — отвтилъ Гильгэ.