Отголосок: от погибшего деда до умершего

И тут он позвонил, поборник трезвой жизни. Мой бывший, Оскар. «Я могу к тебе зайти в ближайшее время?» Мама работала на Артуровом фронте, а отец, оказывается, занимался Оскаром. Впрочем, отец не очень энергетически потратился: Оскар, если бы ему это позволили, с удовольствием кормился бы папочкиными микробами. Дело в том, что я не могла отказать Оскару в визите. Потому что для него это было доктринально-важно. Он, будто в латы, одевался в папины постулаты. Я начала говорить стихами.

У Оскара был такой вид, будто он собрался на фотосессию. Его костюм словно взывал ко мне: представляешь, сколько он приложил усилий? Собственно, лучше всего для костюма и Оскара было бы запаковать их в портплед или подвесить на вешалку, чтобы не измять, не заляпать. Я видела, что Оскар не знает, как начать разговор, но помогать ему не собиралась. Это вам не суд, господин адвокат, где судья всегда бросает реплики. Он уселся в кресло, в котором до него сидел Артур и стал листать тот же журнал, если бы рядом была секретарша Артура, Оскар непременно получил бы чай или кофе, но на меня это перелистывание не действовало. Я продолжала сидеть на диване с ноутом на коленах. Оскар молчал, он прекрасно знал, что его приобретенное и натренированное упрямство победит мое природное.

Поэтому я решила, что вполне можно поговорить о Ли. Его девушке. Они вместе работали. О ней несколько раз заводил речь мой отец, наверняка для того, чтобы я опомнилась и поняла, какое сокровище я откопала и отдала неизвестно кому, не оставив себе даже процентов. Вообще-то я думала, что Ли китаянка, поэтому мой вопрос был таким: «Слушай, отец рассказывал мне о твоей девушке. Ли. А чем ее пытали в детстве – гимнастическими снарядами или пианино?» Победители архитектурного конкурса шлепнулись на пол. «Извини?» Я повторила вопрос. Оскар смотрел на меня взглядом, в котором смешалось удивление и недоверие. Наверное, заподозрил, что я что-то знаю о Ли. А он – нет.

«Ты совсем не интересуешься европейской документалистикой по правам человека, – начала я. – А то знал бы, что в Китае детей сызмальства готовят к блестящему спортивному или музыкальному будущему, чтобы вырваться из нищеты». «А какое отношение Ли имеет к Китаю?» «Непосредственное, я думаю». «С какой стати ты так думаешь?» Оскар так и не научился не реагировать на шпильки. А отец столько сил приложил. И напрасно. Оскар встал. «А. Дошло. Ты так решила из-за имени, да?» Я подтвердила его догадку. «Знаешь, а хорошо, что ты не пошла по судейской стезе, очень хорошо. Общество от этого только выиграло. Потому что Ли на самом деле Лисель». И тут я начала хохотать. Даже не потому, что ошиблась, а потому, что знала значение этого имени. Лисель. О, Оскар все продумал, он даже девушку выбрал с судейским именем «Моя присяга». Это должно стать супружеской шуткой, они ведь обязательно выбьются в судьи. Его честь, по имени – Копье Бога, и Ее честь, по имени – Моя Присяга, прелестно.

Оскар сложил руки на груди. Сдерживает праведный гнев. Можно было бы предложить ему винца, но он воспримет это однозначно: что я решила его соблазнить, вернуть, прижать к груди. Конечно, можно бы было в это поиграть. Но вина жалко. Тут я вспомнила, что мне нужно послушать музыку Лятошинского, ноты были вложены в письмо деда, которое прислал мне Боно. На пианино играла мама, но просить ее сыграть было бы напрасным трудом. «Я не буду играть прошлым, хватит того, что в него заигралась ты», – отрезала бы она. Я будто слышала ее голос; когда мама старалась быть серьезной и хотела, чтобы именно так ее воспринимали, ее голос становился таким сухим: чуть придави – и он жесткими крошками расцарапает ей гортань.

«Оскар, а ты играешь на пианино?» «Что ты вцепилась в это пианино? Нет, Ли не играет, я не играю, что еще?» «Собственно, это ты ко мне пришел, а не я к тебе. Видимо, с вопросом, если не потерял его по дороге. Только вот извини, мне пора уходить». Я стала сновать по квартире, собирать вещи. Оскар молча бесился, но поделать ничего не мог, скажет отцу, что я окончательно утратила здравый рассудок, узнала, что он не играет на пианино, и выперла его из дома. Странно, но Оскар все еще не исчез, стоял и наблюдал за мной.

Я же натянула на себя черные джинсы, а сейчас искала черный бюстгальтер и свитер. Вообще все это выглядело так, будто я была не у себя дома, а у Оскара и вот-вот к нам должна была нагрянуть Ли, поэтому я собиралась, как в лихорадке. «Ты в трауре?» – донеслись до меня его слова. «Нет, мне доверили роль Багиры в школьной постановке. Ты, часом, не видел мой хвост?» Оскар наконец-то убрался. Если он теперь будет чувствовать себя счастливым из-за того, что мы с ним не вместе, я за него буду рада. Если бы не влияние отца, он давно бы уже и не вспоминал обо мне, но влияние отца было сильнее всех любовных увлечений Оскара.