Через четыре длинных гудка жутко гнусавый мужской голос твердо ответил: «алло», особо выделив двойное «л». Последовавший за «алло» громкий чих пояснил — «дом» жестко простужен, куда хуже Виктора.
— Я могу поговорить с Николаем? — спросил Виктор.
«Дом» похрипел, откашлялся и разрешил:
— Можете. Николай слушает. Только, пожалуйста, побыстрее — у меня бОшка от температуры раскалывается.
Так и сказал — бОшка, с нажимом. Виктор невольно улыбнулся — этот неведомый Николай ему понравился, свой искренностью и простотой, что ли.
Предложение вырвалось само, без участия разума:
— Николай, вам лекарства какие подвезти надо? Ну, для бОшки, например, для насморка? Я на машине, если адрес скажете, заскочу по дороге в аптеку, куплю…
В динамике на несколько мгновений воцарилось удивленное молчание, потом Николай хмыкнул, и Виктор готов был поклясться, хоть и не видел сейчас лица собеседника — улыбнулся.
— А давайте, добрый человек, — ответил, и его голос заметно повеселел. — Буду благодарен, третьи сутки трупом дохну, из дома выползти сил нема. Заодно и перетрем, когда подъедете, зачем вам понадобился. Но предупреждаю — я заразный, чтобы потом без претензий.
Он назвал адрес и отключился. Не так и далеко, в соседнем районе. Удобно.
Виктор оделся потеплее — на улице изрядно, по-зимнему промозгло, ветрило, осень-то заканчивалась, скоро снег повалит — взял свой паспорт, папку с документами на Алешу, добавил к ним, поразмыслив, Валины фотографии, те, на которых омега был с сыном, и покинул квартиру.
Он и ждал, и боялся грядущей встречи с Николаем. Но — надо. Хотя бы для того, чтобы поблагодарить альфача за участие в судьбе мальчонки.
Николай не открывал довольно долго. Наконец он распахнул дверь, и мужчины уставились друг на друга через порог, изучая.
Доминант Вали оказался совсем не молодым, мелкорослым, худым и некрасивым, напоминал внешне подвижную, умную обезьяну. Сходство с приматом усиливали бритый череп, торчащие лопухами крупные уши и красный, распухший нос. Представить его в обтягивающей черной коже и с плеткой, отдающим коленнопреклоненному Вале приказы, у Виктора не получилось — воображение спасовало. Но, тем не менее, мужик был домом. И об этом не стоило забывать.
— Эээ, — растерянно вякнул альфа, и протянул пакеты с лекарствами и продуктами. — Вот. Я еще в магазин зашел, купил кое-что по мелочи, из еды…
Обезьян смотрел, щурил припухшие веки, руки в карманах халата. Потом убрался с дороги, пропуская в квартиру.
— Проходите, — буркнул, хрипя, со смешком, — не разувайтесь, полы холодные. Будьте как дома, но помните, что вы в гостях.
Его зрачки запульсировали узнаванием, или Виктору примерещилось?
— Сюда, — дом, шаркая сваливающимися с ног растоптанными тапками, поманил за собой. — На кухню. Раз уж я встал, чай себе заодно закипячу. Горло дерет, жесть.
Виктор послушался и пошел, куда велели. Попутно он оглядывался, пытаясь понять, куда попал. Валя в дневнике писал — Николай женат и у него трое детей подростков — в коридоре, под вешалкой, кроссовки стоят, в ряд, четыре пары, явно не взрослых размеров, на полочке, возле настенного зеркала, тюбик туши, мини плеер с мотком наушников-капелек, кожаный черный, молодежный напульсник с медными заклепками валяется, небрежно брошенный — признаки присутствия в доме хотя бы одного подростка налицо.
Тогда почему не озаботились купить больному отцу жаропонижающих?
Оглянувшийся Николай, похоже, проследил осуждающий взгляд гостя и снова коротко рассмеялся.
— Костик, муж мой, в больнице, уже с полгода примерно, ребятня на море, — пояснил с охотой, не дожидаясь вопроса вслух. — Я их к солнышку отослал, погреться. Вернутся послезавтра. Кто ж знал, что именно сейчас грипп поймаю. Невовремя, да? — и хрипло, жалко закашлялся в кулак, булькая горлом.
— Садитесь, не маячьте, — велел Виктору, кивая на стол с задвинутыми под него стульями. — Чай заварю, за чаем и поговорим, с чем, кроме лекарств, пожаловали.
Пока мужчина возился с чайником, наполнял его водой и ставил на огонь, Виктор продолжал осматриваться.
Кухня Николая ему понравилась — в меру просторная, чистая, уютная, с современной техникой. В раковине ни единой замоченной тарелки, клеенчатая, клетчатая скатерка тщательно протерта от крошек.
Очевидно, дом — любитель порядка, если, даже больной и не держащийся на ногах, в отсутствие своего омеги и детей, не засирается. Молодец, уважуха. Сам Виктор, когда болеет, на чистоту плюет с высокой колокольни…
На подоконнике кухонного окна лежали, в аккуратной стопочке, несколько детских книжек, расскраски и упаковка фломастеров, рядом с ними, в открытой картонной коробке, были свалены игрушки — несколько ярких пластмассовых машинок, сине-оранжевый дракончик из плотной ткани, уменьшенная копия Кира Алеши, и две куклы-пупса, в омежьих костюмчиках, желтом и голубом. Вряд ли они принадлежали кому-то из подросших сыновей хозяина квартиры.
И вновь Николай проследил взгляд Виктора. Мужчина заметно изменился в лице, помрачнел и поспешно отвернулся, словно испытал укол боли.