Отя, тебе нравится?..(СИ)

Не отлипая носом от стекла, Алеша почесал, заведя руку за спину, большим пальцем — тем, который обычно сосал — между лопаток, зябко передернул плечиками и печально вздохнул:

— Мы не вовремя, да? Прости, отя… Так получилось нечаянно…

Точно понял. В отличие от Саши — того первый в этом году выпавший снег интересовал куда больше, чем родители, снявшие с себя всю одежду и даже трусы и валяющиеся в обнимку. Может, им жарко стало, вот и разделись, кто взрослых разберет.

— Смотри! — теребил омежонка за рукавчик пижамки. — И на крышах тоже белое! Здорово! Пусть насыпет побольше, зальем горку кататься!

Оправившийся от испуга Женя, прикрываясь одеялом, потянулся и уцепил со стула брошенный халат. Виктору же футболка и штаны были недоступны — валялись на полу, довольно далеко от кровати. Сам и зашвырнул, торопясь разоблачиться и слиться с Женей в единое — стонущее. Придурок. А что в квартире двое маленьких детей, обязан помнить Ник?

Угу. Всё на Ника, кучей. И поставить его в изголовье со свечкой, ответственным. Доминант справится с ролью канделябра превосходно, поможет, если Виктор вдруг спасует с потенцией, приободрит хлестким ударом ремня поперек жопы.

Вылезший из постели, кутающийся в халат Женя кинул взгруснувшему альфе подобранные с ковра трусы, фыркнул, подошел к детям и обнял обоих, чмокнул в макушки.

— Вы зубы чистили? — осведомился, строго поджав припухшие после поцелуев с Виктором губы.

Ни Алеша, ни Саша зубы не чистили, и омега их увел, давая любимому мужчине возможность спокойно одеться.

Отличное начало воскресного, выходного дня. Знакомое многим родителям — быстрая любовь, прерванная появлением детей, детские зубы, после умывания — завтракать свежей, горячей овсянкой под бесконечные детские вопросы.

Тихо, мирно завтракать! А не разнимать подравшихся из-за какой-то мелочи сыновей!!!

Наказанные за драку за столом, не доевшие Алеша и Саша жалобно скулили по разным углам, разведенные за уши, шмыгали носишками. У Саши, якобы, внезапно разболелся животик, гордый же Алеша страдал без выдумок. Начал потасовку не он, а альфенок, и стоять в углу ребенку было очень обидно.

— Отя, — Алеша ковырнул ногтем цветок на обоях, смотрел искоса, в полоборота. — А тебе нравится, когда я в углу голодный и несправедливо?

Виктору не нравилось. Но у Жени было железное правило — он никогда не разбирался в детских ссорах. Влезешь хоть один раз — до ночи не выяснишь, кто прав, кто виноват, мозги сломаешь и доведешь себя до напрасной истерики. Особенно если учесть, что сыновья умудряются передраться раз десять на дню.

Проще наказать сразу обоих и не заморачиваться. Подуются, поревут, успокоятся и побегут вместе играть. Проверено.

— Отя! Неужели нравится? Тогда ты садист! И я тебя не люблю!

О, а это что-то новенькое. Раньше Алеша себе не позволял возражать, поставленный в угол. Превращается в обычного ребенка, освоился, знает уже — серьезнее наказания не случится, максимум — по попе шлепнут и лишат на несколько дней сладкого. Ерунда.

Моющий посуду Женя предостерегающе зыркнул на мальчика, но Алеша не впечатлился. Он сейчас общался с отцом, а не с приемным папой.

— Отя! — малыш требовательно топнул ножкой и повернулся лицом к Виктору. За решившим «покачать права» товарищем с любопытством наблюдал переставший лить слезы Саша. — Я к тебе обращаюсь! Не молчи!

Женя отставил недомытую тарелку на край раковины и уставился на Алешу в упор.

— Алеша, — признес весьма строго. — Прекрати. Ты меня злишь.

— Бэээ, — ответил омежонок и показал язык.

Миг, и он уже несся, с визгами и прикрывая попенку ладошками, в коридор, спасаясь от праведного гнева папы. Не успел удрать и заверещал в голос, пойманный за шкирку.

— Не смей хамить родителям! — Наставительно приговаривал Женя, охаживая потерявшего страх отпрыска Виктора свернутым в неплотный жгут полотенцем. — Не смей!

Впрочем, бил омега не больно и не сильно.

— Без сладкого до завтра, — сообщил, отвесив с дюжину шлепков и отпуская вновь рыдающего мальчика. — А теперь вернись, пожалуйста, в угол и достой положенные десять минут.

Всхлипывающий Алеша послушался и вернулся в угол, демонстративно потирая попку. Но рта не закрыл.

— Отя, — заныл снова, давя всхлипы. — Так нечестно!

Виктор вздохнул, отбросил на клеенку книгу, которую пытался читать, и — тоже демонстративно — удалился в гостиную.

Алеша его садистом обозвал? Обозвал. Значит, Виктор обиделся. И пока омежонок прощения не попросит, с ним не разговаривает.

Эх, тяжело воспитывать детей…

Алеша приплелся, когда мужчина начал задремывать. Горестно, надрывно вздыхая и хлюпая носом, залез к отцу на кровать и ткнулся в плечо мокрой от слез мордашкой.

— Отя, — зашептал горячо, отчаянно, и крепко обхватил вокруг торса ручонками. — Ты не садист… Ты хороший… Это я неправильный… Не отдавай меня в детский дом… Отдай лучше дядь Нику, если я тебе не нужен…

Ну, вот, донаказывались. И не наказывать совсем нельзя, иначе обнаглеет и распустится. Беда.

— Ты меня не любишь? — омежонок смотрел, трепеща слипшимися в стрелочки ресницами. — Мне вещи собирать?