Герман сделал все в точности так, как проинструктировал его Орлов. В «шестерке» действительно сидел типичный «хач-бомбила» и слушал какую-то свою местную попсу вроде Таркана. На заднем сиденье лежал бронежилет скрытного ношения. Когда свернули со Щелковского шоссе на Краснобогатырскую, хачик остановился возле «Рамстора» и жестом показал Гере на бронежилет. Штука и впрямь оказалась страшно неудобной. В ней у Геры было такое ощущение, будто его завернули в ковровую дорожку и поставили стоймя. Дышать было тяжело, но Гера мало-помалу привык. Двигались по Краснобогатырской, в час по чайной ложке. Вся узкая улица, единственная транспортная ниточка, связывающая два округа Москвы – Восточный и Северо-Восточный, – как всегда, была заполнена автомобилями до отказа. Наконец доехали до последнего Т-образного перекрестка. Свернули направо и, проехав через лес, затем по мосту над железной дорогой, затем мимо каких-то учебных корпусов, повернули налево. Это и была стоянка, окруженная с двух сторон лесом, перед входом на территорию больницы МПС. На круглых часах в «шестерке» было без десяти минут девять. Время визитов к больным давно истекло, и случайных машин на гостевой стоянке не оставалось. Кроме одной. Большой внедорожник, кажется, «ISUZU». Двигатель работает, габаритные огни не горят, понять, сколько человек сидит в салоне, нельзя из-за сильной тонировки. Машина была развернута «на выезд», и Герин «частник», лихо сделав круг по стоянке, чтобы сразу вырулить в сторону дороги, «осадил» прямо перед капотом внедорожника. Гера вышел. Как и учил его Орлов, обошел машину и на глазах у тех, кто сейчас наблюдал за ним, вытащил из кармана две сторублевки. «Водила» опустил стекло так, как делают это только «водилы»: на два пальца, не больше. Гера сунул ему деньги, тот улыбнулся, впервые за всю поездку, и быстро укатил. Гера, стараясь не смотреть на внедорожник, достал из кармана телефон и позвонил Ракову:
– Николай Иванович, я уже на месте. Куда мне дальше идти?
– Знаю, знаю, что ты на месте. Уже доложили. Видишь впереди тебя насыпь, а в ней проход?
– Вижу.
– Иди через него. Потом сразу попадешь на асфальтированную дорогу. Иди по ней все время прямо, пока не дойдешь до высоковольтной линии. Там будет поворот направо. Ты свернешь и опять пойдешь прямо, потом еще раз свернешь направо и упрешься в бетонный забор. Там увидишь, что вместо одной плиты приварена решетка, она в одном месте отогнута, как раз хватит, чтобы пролезть. Пролезешь сквозь этот лаз и увидишь по правую руку от себя за опять-таки бетонным забором два недостроенных корпуса общежития. Сворачивай в первый же проем, тебе нужен ближний корпус. Обойдешь его слева, увидишь вход в здание и горящий внутри костер. Я возле этого костра сижу, греюсь и жду, когда же ты наконец-то принесешь мне то, что должен, – голос Ракова был отвратительно слащавым и напоминал сейчас голос какого-то старого педофила.
– Все понял. Иду.
Гера торопливым шагом шел по ночному лесу. Луна, невидимая в залитом электрическим светом городе, здесь, в лесу, слабо освещала дорогу, и ее свет отражался от немногочисленного, не выпавшего еще толком снега. Так страшно Гере было только один раз, в детстве, когда в Ногинске он случайно под вечер попал на городское кладбище. Катался на велосипеде и заблудился. Тогда его выручил случайно проходивший мимо кладбищенский сторож, а сейчас Гере лишь оставалось верить в то, что Орлов окажется гениальным стратегом, и страх Геры улетучился без остатка. Вот, наконец, и та самая отогнутая решетка. Гера протиснулся через узкий проем и пошел вдоль забора, из-за которого смотрели на него выбитыми стеклами черные глазницы окон. Свернул в первый проход в заборе. Обошел корпус слева и сразу увидел средних размеров костер, горевший прямо посредине бетонного холла после входа в здание. Поднялся по ступенькам, подошел к костру, который давал неверные тени, искажающие предметы вокруг.
Раков сидел на каком-то деревянном ящике, и Гера даже не сразу понял, что именно не так в его позе. Подойдя поближе, он с удивлением, переходящим в громогласный смех, увидел, что руки Ракова заведены за спину и закованы в наручники, сам он не сидит, а стоит перед этим самым ящиком на коленях, а торс его лежит на ящике. Штаны сзади были приспущены, и видно было, что бравый чекист предпочитает по старинке носить сатиновые семейные трусы «в цветочек». Раков судорожно мотал головой и громко мычал. Говорить у него не получалось оттого, что в рот был вставлен красный круглый шарик кляпа наподобие того, что был загнан в рот Марселасу Уоллесу в фильме «Криминальное чтиво».
Орлов сидел неподалеку, так, что отблески костра на него почти не падали. Поэтому Гера сразу не заметил его. Виталий Олегович подождал, пока Гера вдоволь нахохочется, и только потом подошел к нему:
– Вот встретил старого сослуживца, представляешь? В таком неожиданном месте! А он мне оказался не рад, пистолетик вот хотел достать, только у него по физподготовке всегда прогулы были, так что сопротивления он мне сильного не оказал. Да не мычи ты, Коля!