Поколение постарше преодолело свою неприязнь разговорами о различных целебных настойках. Настойки лечили то сердце, то печень, то вообще душу…
На Мадару мелкота вообще втроём залезла и начала плести косички. Их родители чуть не поседели, когда это увидели, а главе клана хоть бы хны, он спокойно и величаво подошёл к остальным.
Тобирама тихо вздохнул, убеждаясь, что основное сумасшествие только начинается. Хаширама весело стрельнул глазами в сторону Учихи, оценил старательно пыхтящих детей… Пакостно-пакостно улыбнулся:
— Отото, может, поможешь им?
— Что?
Хаширама кивнул в сторону Мадары.
— Спасать кота от цепких детских рук? — изобразил непонимание Тобирама.
— У меня ленточка есть, — продолжал соблазнять Хаширама.
Младший Сенджу на миг прикрыл глаза. Определенно, он не хотел знать, зачем Мадара взял с собой ленточку.
— Тосьно! Надо снасяла рассесать! — радостно произнесла одна из малявок и начала рыться в поясной сумочке. Двое других последовали её примеру. И с размаху вонзили зубья гребней прямо в гриву Мадары.
Тобирама страдальчески прихлопнул ладонь к лицу. Смотреть, как маленькие детские расчески гибнут в гриве Мадары, было почти так же невыносимо, как на издевательства Учих над едой.
Хаширама заговорщицки подмигнул Изуне.
— Если сломается — обломки расчёски сами вытаскивать будете, — грозно сказал Мадара.
Дети захихикали и начали дёргать во все стороны.
— Изуна, познакомься, это кот Сенджу. Он ко мне подошёл и начал тереться. Я вроде рыбой не пахну… Похоже, кошки тоже за мир.
Тобирама требовательно протянул руку в сторону брата. Хаширама, хихикая, выдал ему ленту — яркую, широкую.
— Втирается в доверие в буквальном смысле, — заметил Сенджу, решительно вступая в борьбу за освобождение расчёсок.
— Кот? — Мадара приподнял его, вглядываясь в морду. — Ты на кого работаешь, кот?
Тот ответил презрительным взглядом. Мол, на кого я работать буду, я существо вольное!
— Ки-и-иса, — пришла в восторг девочка-заводила.
— Не дам. Кису доверили мне. Серьёзное задание.
— Уууу. Плохой пушистик! — девочка расстроилась и слезла, а за ней и её спутники.
Изуна не растерялся и выдал всем по пирожку для поднятия настроения. Тобирама таки выпутал из гривы старшего Учихи гребень и теперь оценивал объем работ. Кот благосклонно мурчал, позволяя чесать себя за ушами и лениво подёргивая хвостом.
Подбежала ещё одна девчушка. Чумазая, будто бродяжка, чего среди болезненно аккуратных Учих быть не могло. И протянула Тобираме короткий свиток с двумя рисунками. Первый — главы кланов жмут друг другу руки. Братья сзади. Серьёзные лица. Как-то так нарисовано, что складки ткани образуют волну, переходящую от одного к другому.
А на втором рисунке главы кланов уже крепко обнимаются. У Тобирамы на лице обречённость и смирение с судьбой, Изуна не сдержал радостной улыбки…
Тобирама тихо и почти с присвистом выдохнул. Коснулся рисунка кончиками пальцев, перевел чуть расширенные зрачки на ребенка. Поманил к себе.
Аккуратно подобрал волосы той самой лентой.
— Как живые. Подаришь мне этот рисунок?
Девочка серьёзно задумалась, а затем неуверенно кивнула. И требовательно распахнула ручки. Тобирама даже не сразу понял, что от него хотят, беспомощно оглянулся, будто ожидая подсказки…
— Да обними ты её уже! — не выдержал Изуна.
Сенджу коротко зыркнул исподлобья, потом всё-таки обнял ребенка — очень бережно, словно боялся синяк оставить.
— Спасибо за рисунок. Он очень красивый.
Девочка прижалась к нему на мгновение, отстранилась, радостно улыбнулась, коротко поклонилась и убежала.
— Мне кажется, она тебя ещё нарисует. Вот именно с этим бесценным выражением лица, — заметил Мадара.
Тобирама полоснул по нему растерянным взглядом, потёр щёку. Посмотрел на зажатый в руке рисунок.
— Она сенсор?
— А кто её разберёт в таком возрасте-то? Но во внимательности и умении отмечать важные детали ей не откажешь.
И действительно, Учихи обычно рисовали плохо. Слишком много деталей, проблемы с глубиной и объёмом, композицией. Пытаясь что-то нарисовать, Учиха неизбежно сталкивался с проблемой, что рисунок нихрена не передаёт то, что он видит. Не хватает ему красок, трёхмерности, и вообще. А выделять именно важные детали, рисовать только строго необходимое, не каждый сходу догадается.
Тобирама убрал рисунок за пазуху, прищурился. Прозмеился за спину Мадары.
— Будь добр не дергаться резко, — потребовал он, снова принимаясь за гребень.
— Конечно-конечно, только кормить не забывайте.
А девочка-художница засела на дереве с новым свитком.