Открой своё сердце (СИ)

Следующим днём, пока советники с двух сторон делились рецептами антипохмелина, главы кланов уединились, чтобы попить чайку и обсудить конкретные условия. Изуна сидел на коленях у Мадары, который был тихо недоволен тем, как все нахрюкались. Он, как вечно упоротый собственной охуенностью человек, не понимал, зачем нужны дополнительные стимуляторы, да ещё и с такими побочными действиями. Хаширама лениво чесал кота, который как-то незаметно перебрался поближе к его кухне, и временами совершал поползновения в сторону Тобирамы. Младший Сенджу ворчал, что это всё влияние Учих, и сверкал в сторону оных Учих алыми глазами.

— Так благотворное же влияние, не? — уточнил Мадара, грызя сухарик и жмурясь ну очень довольно.

— Меня мучают опасения, что вы не только в этом плане влиять будете, — фыркнул Тобирама.

— И чего ты боишься, Тобирама? — протянул Изуна сладко-сладко.

Тот зыркнул — снова исподлобья, мрачно.

— Ты хоть представляешь, какой пиздец у вас с логистикой?

— М-м-м. Нет. Потому что я уверен, что у нас с логистикой всё в порядке. Но если поделишься знаниями, мы готовы учиться.

Тобирама вздохнул — но уже не так страдальчески, как минуту назад. Хаширама грустно улыбнулся уголками губ:

— Отото много сил положил на то, чтобы в клане больше никогда не было голода.

— И ещё больше пинков отвесил, — буркнул младший Сенджу.

И снова, тенями в глубине взгляда — беспомощность. Жалкая, скребущая сердце беспомощность. Хаширама и рад бы обнять брата, взлохматить ему волосы — но тот дичится от рук и топорщит иголки. Старший улыбается и согласно кивает, не пытаясь принуждать — но в глубине зрачков таится тень обиды.

Почему — даже мне нет?

— Эй! Мы не голодаем. Да, у нас не такой разнообразный рацион, но большего, казалось, и не требуется… Хотя теперь люди вкусили, никуда уже не денешься. Неужели твоя хозяйственность не нашла никаких условий для взаимовыгодного обмена?

— Не голодаете, — согласился Хаширама. — Но дело не только во вкусе. Ты знаешь, что часть веществ можно получить только из мяса? Что для нормального развития мозга нужны витамины и микроэлементы? Все это — не прихоть.

— Да поняли мы, поняли… — закатил глаза Изуна.

Тобирама вдруг лёг грудью на стол, укладывая подбородок на скрещенные руки, и с непонятной печалью заметил:

— А дети всё такие же. Для них вражда ещё не стала незыблемой.

— Так это же хорошо? Главное, не давать взрослым нагнетать обстановку, и через пару поколений никто и не вспомнит, какого мы все дрались.

Хаширама уложил ладонь между лопаток брата:

— Разве для тебя иначе, отото? Ведь и я, и Мадара до сих пор живы.

Возмущённый взгляд — как можно допустить мысль, что он навредит брату. Короткое, словно блик, движение зрачков в сторону Мадары.

Словно захлопнувшаяся дверь — вновь лёгшая на лицо маска спокойствия.

Изуна нахохлился, как воронёнок в дождливый день, и уселся рядом с Тобирамой, с другой стороны от Хаширамы. Уселся, едва-едва не касаясь плечом.

— Почему тебе плохо? — тихо и немного грустно спросил он.

Короткий взгляд из-под ресниц — бесстрастный, непроницаемый. Чуть дрогнувшие губы.

— Я не знаю.

Ложь. Не нужно обладать шаринганом, чтобы понять это.

Хаширама всё-таки обнимает за плечи — крепко, бескомпромиссно, почти до боли. Тобираме хочется скулить и раздирать собственную грудь до крови — чтобы не болело так, не билось изнутри, всем ведь легче, если он будет руководствоваться логикой… Эмоции — слабость, они ведут к гибели.

Ну почему же так больно-больно-больно?

Изуна прижался к нему со спины, обнимая за пояс. Немного закружилась голова и заболело в груди — при таком плотном контакте естественным образом передаётся часть чакры и её состояния. Тобирама, конечно, закрывался, но…

— Боль сама по себе не плоха, она — всего лишь сигнал, что что-то не так, — тихо проговорил Изуна. — Знаешь, где болит, можешь быстро вылечить… И если тебе плохо, значит, что-то не устраивает в ситуации. Где-то болят… общественные связи. Знаешь, где болит?..

Снова взгляд — уже отчётливо затравленный. Напрягшиеся под руками мышцы, несколько мгновений мучительных колебаний…

— Отото, ты не обязан быть вечно сильным и несгибаемым, — тихо, будто нащупывая единственно верный путь среди россыпи ловушек.

Закушенная губа. Прокатившаяся по телу мелкая дрожь.

— Почему… тебе не всё равно? — с усилием, почти выталкивая слова из горла.

— Мне? — удивился Изуна. — А почему мне должно быть всё равно? Чай, не чужой человек, столько лет друг против друга сражались. Я знаю каждую чёрточку твоего лица, могу предсказать каждое движение и каждое непредсказуемое движение. А вчера я вот узнал, как ты довольно жмуришься, когда ешь вкуснятину, или каким на мгновение беспомощным становится твоё лицо когда ты не знаешь, что делать…

Тобирама растеряно моргнул. Как-то вот сказанное настолько отличалось от того, что он мог ожидать, что просто выбило из колеи. Внезапно накатившая волна эмоций так же внезапно схлынула, будто ухнув куда-то в пропасть. Отпустило, позволяя вдохнуть полной грудью, выпрямиться, успокоить брата взглядом.