Открой своё сердце (СИ)

А потом он увидел Изуну, повисшего на старших братьях — как-то незаметно Хаширама оказался тоже зачислен Учихой в эту категорию. Совершенно мирная, в чём-то даже милая картина. Ани-чан, с лёгкой улыбкой слушающий болтовню Изуны, Мадара, выпутывающий из волос кусочки верёвок и даже лески — среди детей набирало обороты негласное соревнование по заплетанию ему косы… Изуна, обхвативший правой рукой шею Хаширамы, а левой — Мадары. У него вообще получалось виснуть на шее так естественно, что даже Тока не щурилась презрительно. Наверное, сказывалась аура котика и почти детская непосредственность.

И всё бы хорошо, если бы Тобираме не стиснуло горло желанием оказаться там. Оказаться на его месте.

Проблема была ещё и в том, что он не мог ответить, на чьём именно месте.

Привыкший подвергать всё последовательному анализу, Тобирама вдохнул, выдохнул. Постарался как можно чётче запомнить ощущения. И вернулся к ним позже, когда ежедневная тренировка позволяла спокойно, без отвлекающих факторов подумать. Благо ката с мечом были отработаны до такой степени, что почти не требовали внимания для правильного исполнения.

Полуприкрыть глаза, сосредоточиться, вспоминая нужную картину и собственные эмоции. Разложить их на составляющие, проанализировать каждый кирпичик. Сложить из кирпичиков-результатов простой и логичный вывод.

И сглотнуть в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, когда понимание, что именно он чувствовал, прошибло спину холодным потом.

Дело было даже не в ревности — не так уж сильна она оказалась. Проблема заключалась в том, что объектов для вероятной ревности оказалось больше одного.

Мадара — жёсткий, яростный, пламенный. Обжигающий в своей искренности, будь то ненависть, дружба или любовь — пусть и к младшему брату. Смотрящий на мир открытыми глазами, воспринимающий его чуть ли не кожей. Рядом с этим Учихой почти начинал потрескивать воздух, даже если он был спокоен.

И Мадара, бессильно матерящийся сквозь зубы в попытках распутать очередные шедевры косоплетения, вышедшие из-под детских ручек. Мадара, почти воровато подкармливающий липнущих к нему кошек и вальяжно шествующий по улицам с пушистыми мурлыками на плечах, а то и на голове. Мадара, довольно жмурящий глаза во время расчёсывания и бескомпромиссно сгребающий в объятия, из которых совершенно не хочется высвобождаться.

Изуна — лёгкий, открытый, пляшущий, как солнечный зайчик, которого, как известно, нельзя поймать — только подставить ладонь, приглашая отдохнуть и согреться. Изуна, которого хотелось защищать, баловать, нежить. Который улыбкой мог погасить чуть ли не любой конфликт и так доверчиво шёл в кольцо чужих рук.

Хотелось… Слишком многого. Притереться плечом к Мадаре, вызвать его одобрительную и даже гордую улыбку, позволить себе расслабиться под горячими ладонями, наглаживающими, словно большого кота. Обниматься в ответ и лениво скользить кончиками пальцев под просторной клановой рубашкой, очерчивая ямочки на пояснице. Хотелось быть тем, на чьей шее повисает Изуна, ласково обнимать его за талию и радовать, собирая солнечные улыбки, как драгоценности, в шкатулку памяти. Видеть, как он сонно трёт глаза по утрам. Знать, что под одеждой у него таится не только скрытое оружие.

Но самое страшное — желания не ограничивались только этим. Хотелось… Хотелось улечься головой на колени к брату. Жмуриться, когда сильные пальцы будут перебирать волосы. Обсуждать что угодно — события дня, поставки, разрабатываемую технику. А потом чуть повернуть голову, целуя центр ладони… костяшки пальцев… и чтобы Хаширама улыбался так задумчиво, а движения становились более медленными, откровенно ласкающими уже.

Тобирама со стоном выронил меч и сам сполз на землю, вцепляясь в волосы. Изуна, ну зачем же ты показал, что так — тоже можно?!

И что теперь со всем этим делать? Порой слишком яркое воображение — зло. Равно как и отточенная логика, которая не оставляет даже тени шанса убедить себя, что ошибся. Что это всё дурное влияние слишком развращенных личностей, а то и вовсе гендзюцу…

Тобирама предпочитал быть честным с самим собой. Чужого влияния было ровно столько, чтобы указать возможную тропинку. Но вот шагнул он на неё уже сам.

Хотя какое там шагнул — вляпался по самые уши…

Особенно отчётливо Тобирама понял это, когда помянутые уши начали гореть от одного голоса ани-чана. Потом был Мадара с насмерть запутанными волосами — а пальцы подрагивали от желания отвести эти волосы и провести языком по шее. Прижаться губами, отодвигая воротник дальше, к плечу. А ещё Изуна и его поцелуи…

Тобирама понял, что он просто сходит с ума.