— Вернётся — валить и трахать, — подытожил Мадара, — чтобы мысли из рабочего русла больше не утекали.
— Но… — начал Изуна нерешительно.
— А что, неужели действительно кто-то против?
— Э… Все вместе, что ли? Как это технически?
— По очереди, — с неожиданным ехидством отозвался Мадара. — До смерти-то, надеюсь, не затрахаем, если что, Хаши подлечит.
Сенджу отчаянно покраснел, отводя глаза в сторону и чуть ли не начиная смущенно толкаться пальцами. Не то чтобы против был он, но в некоторых вопросах прямота Мадары определенно ошарашивала.
— Нии-сан! Тобирама же реально запутался!
— Ну так давайте распутаем. Быстро, эффективно, ко взаимному удовольствию. Хаширама, пошли помашемся? А то мне как-то скучно.
Сенджу прищурился:
— А в чем запутался ты, Мадара?
— Поубивать всех нахуй хочется, — заявил Мадара и, подумав, добавил: — Кроме котиков и детей.
— Почему именно? — Хаширама шагнул вперед, коснулся волос.
— Острая недостача пиздеца в организме.
— И ты думаешь исправить это тренировкой? — скептически. — Вернётся Тобирама, сходим поохотиться на биджу.
— А пока мне стены грызть, что ли?
Хаширама застенчиво стрельнул глазами в сторону:
— Можно не стены.
Мадара вопросительно приподнял бровь и притянул его к себе за пояс.
— Предлагаешь свою кандидатуру?
Открытый взгляд глаза в глаза. Слегка покрасневшие уши. Короткий кивок.
И ладонь, легшая на предплечье. Потянувшая Мадару ещё ближе.
И зубы Учихи, резко и больно впившиеся в открытую шею. А что? Они говорили только про «грызть»!
Хаширама низко, почти шипяще выдохнул, чуть морщась от боли. Залечить укус не проблема, с его регенерацией и вовсе напрягаться не придется, но Сенджу не удивился бы, начни Мадара жадно глотать кровь. А если это поможет — так и вовсе невелика цена. К тому же было что-то нутряное, темное в этом жесте. В том, чтобы доверчиво подставлять шею. В том, чтобы чувствовать, с какой жадностью сомкнулись на ней зубы.
Проверив, что Хаширама не спешит отбегать с воплем: «Эй! Мы так не договаривались!», Мадара сжал зубы крепче, прокусывая до крови и прижимая Сенджу к себе до хруста.
— Та-а-ак… Я, пожалуй, пойду… — Изуна напоминал встрёпанную сову и бочком-бочком дезертировал из кабинета. Он не стал отговаривать Хашираму тянуть ручки к Мадаре до тренировки, медик же, сам разберётся…
Хаширама обнял Учиху в ответ, с нажимом погладил по спине. Резко выдохнул, словно выталкивая из себя воздух, глубоко вдохнул, максимально насыщая кровь кислородом. Немного подтолкнул выработку адреналина в организме, чтобы выплеснулся в кровь, чтобы эта кровь бурлила и шипела на языке от переполняющей её силы.
Ну как тут после такого приглашения не вгрызться жадно, глотая жаркую, терпкую кровь? Как не застыть в восхищении от такого безумства? Как сдержать стон удовольствия, чувствуя, что от вкуса крови во рту наконец-то сбегает ленивая дрёма, пробуждая его настоящего — его, прозванного демоном совсем не зря?.. Шагнуть вперёд. Ещё, ещё… Прижать к стене, делая контакт настолько плотным, насколько возможно. Жадно пройтись руками по телу — со сбившимся дыханием, открытой шеей, п'oтом на висках…
Хаширама застонал, не в силах удержать в себе переплетенный ком эмоций и ощущений. Мелькнула на краю сознания надежда, что Изуна просочился прочь не зря и проследит, чтобы никто не ввалился в самый неподходящий момент — мелькнула и пропала, сметённая напрочь.
Запрокинуть голову, приглашая кусать дальше, скользнуть руками под одежду, вминая пальцы в горячую кожу. Поймать в поцелуе окровавленные губы.
Почувствовать, как настойчивый, уверенный поцелуй заставляет податься назад, прижимаясь макушкой к стене. Как чужие руки уже развязывают оби и жадно оглаживают беззащитные бока.
Тихой сапой вернулся Изуна, запер дверь изнутри и закрыл окна ставнями. Затем положил что-то на стол и мягко провёл руками по волосам брата. Едва заметное прикосновение подействовало как поводок и ушат холодной воды. Мадара оторвался, с шумом втягивая в себя воздух.
Ни в укусе, ни в поцелуе он не дышал.
— Ты сумасшедший, — Хаширама облизнулся, шало улыбаясь. — И в этом сумасшествии прекрасен. Тебе не идет быть рациональным, — кончиками пальцев к укусу, ещё сочащемуся кровью, снова облизнуться. Бросить взгляд на Изуну — из-под ресниц, почти дразня.
Мадара проводил взглядом набухающую капельку крови и, не выдержав, снова припал к ране губами. Невероятно вкусная кровь. Невероятно сладкая, отданная добровольно… А Изуна подался вперёд, тоже целуя. Его губы были не требовательные и сильные, как у Мадары, а мягкие и ласковые. Горячие — куда без этого? — но такие… охотно поддающиеся.
Если Мадара сжирал с урчанием голодного дикого зверя, то Изуна засасывал, как тёплая мягкая трясина.
И не скажешь сразу, что опаснее.
Хаширама не любил играть с огнем — но сейчас ему голову не просто кружило, сносило напрочь. Мадара хочет крови? Изуне нравится обволакивать собой и поглощать, затягивать намертво? Когда глаза не застилает страх, в этом есть свои восхитительные нотки. А Сенджу не боялся — как никогда не боялся шарингана.
Слишком хорошо помнил, как именно Мадара его активировал.