Откровенные

— Давно заметил, что вы их не говорите, и не напрашиваюсь… Но, ведь, лет из жизни не вычеркнешь.

— А вам их сколько?

— Целых сорок пять.

— Самый модный возраст! — проговорила Ксения, взглядывая улыбающимися веселыми глазами на Павлищева и словно лаская и в то же время поддразнивая ими. — И особенно при…

Она на секунду остановилась и прищурила глаза.

— При чем? — спросил Павлищев, вообразивший почему-то, что эта девушка не без намерений допрашивает его и, конечно, пойдет за него замуж, если он серьезно за ней приударит.

— При вашем положении и при ваших розовых надеждах! — прибавила со смехом Ксения…

— При положении? — с комическим сожалением переспросил Павлищев… — Благодарю покорно, Ксения Васильевна! Значит, без положения модный возраст теряет свою моду?.. А что ж?.. Вы только подтверждаете мои слова… Вот счастливцы, которым не надо положения, чтоб их любили! — промолвил Павлищев, указывая взглядом на кружок молодых людей, среди которых были молодой Трифонов, Марк и князь Сицкий, уже оставивший свое место около Ксении и бросавший теперь на нее мрачные взгляды.

— Ну, судя по их лицам, и они не особенно счастливы… Особенно этот господин Борщов… Он, кажется, у вас служит?

— Как же, у меня… Большой он умница и замечательный работник… Он далеко пойдет… Оригинальный характер…

— Д-да?.. — протянула Ксения и, поднимаясь, прибавила:- Однако, пойдемте к гостям, а то вы совсем завладели моим вниманием, Степан Ильич…

— И вы раскаиваетесь?

— Напротив. Жалею, что обязанности хозяйки не позволяют мне еще поболтать с вами… Я люблю умных людей и надеюсь, что мы с вами еще поспорим, если вы когда-нибудь завернете к нам не в четверг…

Павлищев почтительно поклонился.

Он уехал, не дождавшись ужина и сославшись на работу; прощаясь с Ксенией, он сказал, что непременно воспользуется ее позволением поспорить с ней и «реабилитировать людей 20-го числа» и сорокалетнего возраста — прибавил он со смехом, крепко пожимая руку Ксении.

XIV

Мысль об «увенчании здания», как назвала Ксения будущую женитьбу Павлищева, засела гвоздем в его голову. Взвесив все обстоятельства, его превосходительство решил, что брак с Ксенией был бы вполне приличен для будущего министра, а миллион приданого только увеличит его шансы к более быстрому достижению заветной цели. Богатство — сила, и с ним власть еще сильнее и независимее. Это само собою понятно. И связи устраиваются скорей при возможности открытой и широкой жизни… А теперь много-ли он получает? Каких-нибудь пятнадцать тысяч, из которых полторы тысячи в год надо платить за «ошибка молодости». При его вкусах ему еле-еле хватает. И ни гроша не отложено… Есть только долг, правда небольшой, всего пять тысяч, который он сделал, чтоб доложить к бывшим у него пяти тысячам и отдать эти деньги Марье Евграфовне… а при женитьбе у него будет, кроме жалованья, 40,000 годового дохода. С такими деньгами можно жить.

Разумеется, он предпочел бы «увенчать здание», женившись хотя и не на такой богатой, но за то на девушке из аристократической семьи. Это еще более укрепило бы его положение. Что там ни говори, а с аристократами надо считаться, и быть своим среди лиц более или менее близких к высокопоставленным особам — это большой козырь в руках у умного человека. Чего иногда нельзя достигнуть знанием, энергией, умом, работой, можно, подчас, добиться каким-нибудь во-время сказанным словом… Вся ненависть этих господ-аристократов к администраторам из выскочек, из «проходимцев», как они презрительно их называют, сразу бы исчезла при подобной женитьбе и заменилась бы поддержкой «своего» по жене.

Но Павлищев отлично сознавал, что такого брака ему не устроить и что за него, за сына какого-то уездного учителя, не отдадут девушки из тех «сливок» высшего общества, на которой стоило бы жениться, будь он хоть и теперь министром. У этих господ сохранились еще дикие понятия, и они в самом деле считают себя людьми белой кости, забывая, что русский аристократизм весьма недавнего, а часто и проблематического происхождения, и что Петр Великий таскал за бороды и дубасил предков этих самых «сливок» так же беспрепятственно, как и обыкновенных смертных.

Такие «исторические воспоминания» приходили в голову «разночинца» Павлищева, когда он не без досады отказывался от своих смелых мечтаний породниться с аристократией и, в конце концов, решился обратить серьезное внимание на Ксению.