Откровенные

Она девушка настолько миловидная, что никто не может сказать, будто он женился исключительно из-за денег — можно подозревать и немножко любви, следовательно, «апарансы» соблюдены. Она несомненно умна, и, пожалуй, даже более, чем следует для жены, и, конечно, не устроит из семейной жизни ада и сумеет быть на высоте всякого положения… Несколько резкие взгляды ее — не беда. Они явятся пикантным соусом в болтовне салона. Это будет даже не лишено оригинальности. Бывали же у высокопоставленных лиц будирующие жены… И на счет возможности «друга дома» (конечно, в будущем — не без горделивой игривости подумал его превосходительство, чувствуя себя еще вполне молодцом-мужчиной) Павлищев не особенно беспокоился, рассчитывая, что Ксения настолько умная и благовоспитанная женщина, что сумеет устроиться в этом отношении с соблюдением всех приличий, не поставит мужа в смешное положение какой-нибудь сумасбродной выходкой и не наградит его чужими детьми.

Разбирая, затем, достоинства Ксении, как женщины, с обстоятельностью и цинизмом развращенного и тонкого ценителя, Павлищев хоть и не был удовлетворен — особенно его смущала худоба и, как он выражался, «плоскость пейзажа» — но утешал себя мыслью, что после свадьбы она, Бог даст, пополнеет, и он, посоветовавшись с докторами, устроит ей такой режим, чтоб она нагуляла себе тела и расцвела. Наука нынче до всего дошла — стоит только внимать ее советам. А помимо этого недостатка, Ксения ничего себе: довольно свежа, несмотря на свои двадцать восемь лет, и, по временам, даже бывает пикантна со своим насмешливым, подвижным лицом и прищуренными глазами. Замуж, небойсь, деве очень хочется! Это видно.

И Павлищев, несколько самоуверенно для своих лет считавший, что представляет собой довольно «интересную» партию и может понравиться богатой невесте и как красивый мужчина, стал чаще бывать у Трифоновых, ухаживая за Ксенией с тонким мастерством умного и знающего женщин человека, не забывающего свои сорок пять лет и не разыгрывающего смешной роли влюбленного рыцаря, в роде Сицкого. Он рассчитывал поймать «золотую рыбку» на приманку, совсем не похожую на те общеупотребительные и старые, как Божий свет, какими обыкновенно стараются поймать богатых невест зрелого возраста с пошаливающими нервами и с скептическим характером молодые люди.

И Павлищеву по началу казалось, что «золотая рыбка», несмотря на свою осторожность, начинает слегка «клевать».

Он раза два в неделю — не чаще — приезжал прямо из департамента запросто обедать, встречая неизменный радушный прием. Был рад и старик, лелеявший надежды, что Павлищев понравится «Сюше». Радовалась теперь и жена. Эту бесцветную, болезненную и необыкновенно кроткую женщину Павлищев обворожил любезностью и вниманием, и она теперь уж перестала покровительствовать князю Сицкому и искренно желала брака своей дочери с этим изящным и красивым, умным и солидным «будущим министром», который, разумеется, не растратит «Сюшиных» денег и никогда не сделает ее несчастной. Не такие годы! И наконец звание министра стоит княжеского титула.

И сама богатая невеста, казалось, рада была обществу Павлищева и, слегка кокетничая и изучая во всяком случае «интересного» человека, охотно с ним болтала в своем маленьком кабинете час-другой после обеда, когда старик Трифонов без церемонии уходил отдыхать, а мать, у которой часто бывали мигрени, удалялась с англичанкой, мисс Эмми, на свою половину. Что же касается до Бориса, то он, обыкновенно, куда-то исчезал тотчас после обеда.

Никаких влюбленных разговоров Павлищев не заводил и даже не начинал «теоретических» бесед о чувствах, сидя в маленьком кресле, в почтительном отдалении от Ксении, хотя уже ездил к Трифоновым третий месяц. Напротив, он водил с Ксенией больше умные разговоры о литературе, о политике, об искусстве, посвящал ее во все свои служебные дела и часто жаловался на тяжесть своего положения, на то, что его заваливают работой, объясняя с какой-то чисто дружеской и веселой интимностью, что он рад отвести душу и забыть на время дела, болтая с такой умной девушкой.

Это несколько удивляло Ксению, ожидавшую от Павлищева обычной манеры ухаживания мужчин с разговорами о чувствах, с комплиментами, с этими, как будто «нечаянными», взглядами, полными очарования, отводимыми при встрече и словно захваченными врасплох, или с упорными взорами безнадежной любви мрачного страдальца, или с нагло-продолжительными пожатиями рук и почтительно-красноречивыми их поцелуями. Удивляло и вместе с тем льстило ее громадному самолюбию. В самом деле, человек, о котором кричали в Петербурге, как о выдающемся административном таланте, и громко называли будущим министром, не только говорит с ней как равный с равным, но видимо находит удовольствие в этих разговорах и, подчас, соглашается, что он не прав и считает себя побежденным. «Во всяком случае, он очень умный человек и охотится за мной с искусством, если только, в самом деле, думает сделать предложение. Для того, конечно, он и ездит!»