Откровенные

И эти значительные поцелуи руки, и это молчание, и несколько торжественный и сосредоточенный вид прифранченного и благоухающего Павлищева, обыкновенно веселого и легко завязывающего разговор, не оставляли сомнения, что Павлищев явился с формальным предложением. Хотя Ксения и ждала его, но теперь, когда приходилось давать ответ, она втайне была смущена и сама вдруг притихла, в ожидании объяснения, возбуждавшего в ней интерес наблюдательницы и в то же время несколько пугавшего девушку. Почти решенный ею вопрос о возможности брака с Павлищевым теперь, когда эта возможность могла сделаться фактом, снова явился вопросом. Павлищев нравится ей: он умен и интересен, но ведь не влюблена она в него, и он, конечно, не влюблен, а хочет сделать партию… Не он желанный в ее грезах и мечтах… Не он, а другой, не обращающий на нее никакого внимания… А если бы и обратил? Не дура она, в самом деле, чтоб женить на себе мальчишку… Ей двадцать восемь, ему, кажется, двадцать четыре! Это невозможно, глупо, смешно… А она пуще всего боится быть смешной.

И Ксения, снова колеблющаяся, снова не решившая: быть ли ей вдохновительницей будущего министра и женой этого моложавого пожившего эпикурейца, бросив на него взгляд, заметила и веерки под глазами, и рыхлость выхоленного румяного лица, и едва заметное брюшко…

— Ну, какие у вас новости сегодня? — заговорила Ксения, чтоб поскорее прервать молчание. — Ваше мнение, о котором — помните? — вы говорили, — восторжествовало или нет?..

— Я приехал к вам с самой необыкновенной новостью, которая, боюсь, вас поразит, Ксения Васильевна! — отвечал Павлищев значительно и серьезно.

«Начинается» — подумала Ксения и спросила:

— Какая это поражающая новость?

— Сказать, что я решаюсь, несмотря на свои годы — ровно сорок пять, — подчеркнул Павлищев, — сделать предложение одной девушке. Одобряете или нет?

— Это зависит от того, кому вы собираетесь делать предложение…

— Но мои годы?..

— Не кокетничайте своими годами…

— Не буду и продолжаю… Девушка эта очень милая и умная, с которой, мне кажется, жизнь станет и светлее, и краше… У меня нет никого близкого, ни одной души, с которой я мог бы поделиться мыслями, сомнениями; нет существа, которое поддержало бы меня в минуты уныния, слабости, неуверенности в своих силах… А нашему брату это так нужно, — продолжал Павлищев, и голос его звучал, казалось, искренностью, и глаза так почтительно-нежно смотрели на Ксению. — Кто же поддержит, как не друг-женщина?.. Кто скажет правду в глаза, как не она!? А ведь правда так нужна подчас нам, которым никто ее не говорит… Не так ли?..

— И вы… вы, конечно, влюблены в эту девушку? — промолвила, вместо ответа, Ксения, поднимая на Павлищева свои улыбающиеся недоверчивые глаза.

Она догадалась, конечно, кто эта «милая девушка», и была очень довольна удобной иносказательностью этого объяснения…

«Это он умно придумал!» — мелькнуло в ее голове.

— В мои годы не влюбляются, Ксения Васильевна. Это привилегия молодости… В мои годы привязываются и любят! — проговорил Павлищев с горячностью…

— И что же, эта ваша «милая» девушка хороша?

— Не красавица, но…

— Но что? — лукаво бросила Ксения.

— Хорошенькая и необыкновенно мила… И главное — совсем не похожа на петербургских барышен… Серьезная и интересуется тем, что дорого всякому мыслящему человеку…

— А вы ей нравитесь, как вам кажется?

— Мне кажется, что она относится ко мне хорошо и немножко расположена ко мне. Вот что мне кажется, Ксения Васильевна…

— Только расположена, не более?

— Чтоб узнать об этом, я и решил сделать ей предложение, убедившись, что серьезно привязан к ней! — с чувством отвечал Павлищев.

И, взглядывая на Ксению, спросил:

— Как вы думаете, не смело это с моей стороны?

— Смелость города берет, Степан Ильич, а не то, что жену.

— Что она ответит? Захочет ли связать свою судьбу с моей, быть другом, помощницей и любимою женой?

Павлищев примолк и, в ожидании ответа, глядел на Ксению. Та сделалась вдруг необыкновенно серьезна.

Прошла секунда-другая молчания.

— Не одобряете моего намерения? Ведь вы понимаете очень хорошо, кто эта милая девушка, руки которой я решился просить? — прошептал, наконец, Павлищев, несколько взволнованный и смущенный молчанием Ксении.

И в голове его мелькнули мысли: «Неужели откажет? А он, кажется, так горячо говорил? Да и, право, она совсем не дурна, эта ослепительная блондинка с „русалочным“ взглядом, и выглядит сегодня совсем девочкой!..»

Действительно, Павлищев горячо говорил, с мастерством опытного актера. Его объяснение, не похожее на обычные объяснения влюбленных, без уверений и клятв, подкупило Ксению, и мысли о влиянии на человека, от которого, быть может, будут зависеть «судьбы многих людей», снова взволновали ее честолюбивую натуру.