Откровенные

Этот ответ не был особенно приятным для Ксении. Ей бы хотелось, чтобы Марк, если не прямо, то каким-нибудь намеком высказался против. Ужели он в самом деле думает, что она влюблена в Павлищева, что она может в него влюбиться?…

И она кинула:

— Если б даже ни с той, ни с другой стороны не было настоящей любви?

— Любовь — понятие относительное, Ксения Васильевна.

— У вас, кажется, все относительное.

— Да так оно и есть в жизни… Да и вообще я профан по этой части! — добавил Марк.

— То-есть, никогда не любили?

— Нет еще.

— И не бывали влюблены?

Марк подумал, как бы желая дать точный и добросовестный ответ, и проговорил:

— Кажется, нет…

— Странный вы, однако, молодой человек… Право, очень странный и любопытный, — протянула Ксения и пристально долгим взглядом посмотрела на Марка, словно бы желая прочесть на этом молодом, дьявольски красивом и бесстрастном лице: правду ли он говорит, или рисуется своей неуязвимостью. Но лицо Марка, казалось, не лгало. Да и к чему Марку было лгать перед ней… Ведь она ему, видимо, ни капельки не нравится.

И со свойственным женщинам инстинктом кокетливости, она с самой чарующей улыбкой спросила:

— И никогда не пробовали влюбляться?

— Зачем?

Ксения рассмеялась.

— Вот вопрос! Разве спрашивают — зачем? Просто влюбляются, и дело с концом…

— А после?

— Женятся…

— И плодят нищих?.. И устраивают вместо жизни каторгу… Насмотрелся я, Ксения Васильевна, на эти «домашние очаги», знаю я изнанку этих «идиллий».

— Однако, вы мрачно смотрите на жизнь…

— Не особенно весело…

— И что ж… Никогда не женитесь.

— Не знаю… Если, как вы говорите, воспылаю к кому-нибудь страстью и буду иметь возможность содержать прилично семью, — тогда женюсь…

— Мы вас женим, непременно женим, родной мой Марк Евграфович, — весело проговорил Трифонов, входя в гостиную. — Очень рад вас видеть, очень рад! — продолжал Василии Захарович, крепко пожимая руку Марка. — И найдем вам прекрасную невесту… Нечего-то вам схимником жить… Ну, как поживаете? И не стыдно совсем забыть приятеля?.. Ведь знаете, как я вас уважаю и люблю… Ну, а теперь поздравляйте и меня, и Сюшу… Она вам, видно, не сообщила новости…

— Нет…

— Выходит замуж за вашего начальника, — за милого Степана Ильича…

Марк поздравил Трифонова, поздравил Ксению и, просидев с час, стал прощаться.

— Надеюсь, мы теперь не будем встречаться врагами? — сказала ему на прощанье Ксения:- и вы будете навещать не одного папу, а и меня тоже? С вами любопытно болтать.

И, пожимая Марку руку, подарила его ласковым взглядом своих слегка прищуренных глаз.

XVII

Марк стал бывать у Трифоновых чаще. Заходил он раза два в неделю по вечерам, когда Павлищева там не было, и он не мог быть лишним. Павлищев теперь почти каждый день обедал у Трифоновых и, просидев час — другой у Ксении, обыкновенно уезжал, ссылаясь на работу, и Ксения его не удерживала, чем он был очень доволен. Признаться, ему было скучновато вести с Ксенией одни «умные разговоры», которые она начинала, тем более, что они даже не разнообразились флиртом. В качестве жениха он рассчитывал на него, находя, что после хорошего обеда такой десерт весьма недурен и скорее, чем всякие умные беседы, сблизит его с этою странною девушкой.

Но Ксения довольно холодно принимала его внезапные излияния, которыми он неожиданно прерывал разговор, и, избегая нежностей, снова продолжала какой-нибудь теоретический спор, советуя жениху для удобства пересесть с дивана на кресло и взглядывая, казалось, без всякого сочувствия на раскрасневшееся лицо и слегка замаслившиеся глаза его превосходительства.

И он, несколько сконфуженный и обиженный, с видом ошпаренного кота, стараясь, однако, сохранить чувство собственного достоинства, пересаживался в кресло и думал, как бы ему скорей улепетнуть, с соблюдением приличий жениха, желающего быть как можно более с невестой.

«Рыбий темперамент!» — думал про себя Павлищев, ограничиваясь лишь почтительными поцелуями рук, и приходил к заключению, что это не особенная беда для жены такого пожившего вивера, как он. Напротив, имеет даже свои выгоды для мира и спокойствия «семейного очага» и более гарантирует против увлечений ее в будущем. «Пусть себе разговаривает! Эти болтливые женщины гораздо спокойнее молчаливых и тихих!» — решил Павлищев, припоминая свою немалую практику в амурных делах.

И он уезжал нередко от Ксении прямо к Рогальской, с которой не прерывал совсем сношений, и у этой дамы, всегда гостеприимной, радушной и обворожительной, мужа которой никогда не было дома, проводил иногда веселые вечера, не пугаясь дорого стоящей благосклонности этой женщины. Миллион у него впереди. Можно и позволить себе эту роскошь на последних порах холостой жизни. После свадьбы он, конечно, остепенится и будет осторожнее. Слава Богу, какие-нибудь десять тысяч долга такие пустяки, о которых нечего и разговаривать. И Павлищев возил ей и бриллианты, и чеки и не претендовал, что он не один пользуется ее ласками. Она этого и не скрывала, предлагая безраздельность пользования своей особой на очень тяжелых условиях.