Откровенные

— Признаюсь, не очень…

— Чем именно?..

— Право, не умею сказать… Так поглядеть — кажется, хороший человек, а вот, поди же, не нравится… И слишком много о себе думает. Он хоть и не показывает этого, но чувствуется… И воображает, что непобедим…

Ксения обыкновенно защищала Павлищева, но сама чувствовала, что защита эта была какая-то формальная, более рассудочная, чем сердечная. Ее не возмущали, не трогали до глубины души нападки на человека, который скоро будет ее мужем.

Не скрылось, разумеется, и от старика Трифонова, что Ксения относится к своему жениху не как любящая невеста, и сам Трифонов, женившийся на бедной девушке по страсти, подчас задумывался: будет ли счастлива его ненаглядная Сюша, выходя без любви замуж. Его утешало, впрочем, то обычное соображение, что Сюше надо замуж и что она привяжется к такому умному и порядочному человеку, как Степан Ильич. Пойдут дети, все обладится, и он, Трифонов, будет счастливым дедушкой.

Не доверяясь своим наблюдениям и знанию людей, Трифонов уже собрал под рукой справки о будущем зяте, и справки были все благоприятные. Несомненно, он добрый, порядочный человек и живет по средствам — долгов у него нет. Правда, были слухи, что он не прочь поухаживать и вообще любит женщин, но отчего же холостому человеку и не любить их. Женится — бросить шалости. Сюша, слава Богу, не урод, да и Степан Ильич не мальчишка, способный бегать за каждой юбкой, а человек в летах и, наконец, не такое его положение и слишком он умен, чтобы не уметь вести себя, как следует женатому.

Несмотря на все эти рассуждения, старик однажды спросил Ксению:

— Ты не раскаиваешься, Сюша, что дала согласие?

— Я, папа, прежде, чем дать согласие, обдумала.

— То-то родная… И он хороший человек…

— Кажется, хороший…

— Выйдешь замуж, и любовь придет, Сюша…

Ксения ничего не ответила.

— Только ты что-то уж очень холодна к Степану Ильичу, моя милая…

— Холодна? Такая, как всегда… Я его не обманывала… Я предупреждала, что не влюблена в него…

— А он?

— Думает, как и ты, что любовь придет, — отвечала Ксения.

— Конечно, придет… Будут дети… Ты будешь счастлива, моя умница!..

И старик крепко обнял дочь и прибавил как бы в утешение:

— Тоже эти браки по страсти не всегда бывают прочными… Пыл-то первый пройдет и… Да, впрочем, что ж я говорю… Ведь, если б ты в кого-нибудь влюбилась, разве я стал бы препятствовать когда-нибудь… А вот до сих пор, кажется, этого не было… Слишком тебе много ума Бог дал… Людей-то ты умеешь понимать…

И отец отпускал от себя дочь, успокоенный, вполне уверенный, что и сам понимает ее.

А между тем Ксения, оставаясь после ухода Павлищева одна, нередко прислушивалась: не раздадутся ли в гостиной твердые, уверенные шаги Марка, и она радовалась, как ребенок, втайне смущаясь и досадуя на себя, когда Марк проходил в кабинет отца и после проводил с нею вечер…

«Неужели, в самом деле, она, не молодая уже девушка, влюбилась в этого мальчишку?» — задавала она себе вопрос, оставаясь одна, и вместо ответа, чувствовала, как слезы тихо льются по ее загоревшимся щекам и в то же время какая-то беспредельная тоска охватывает ее сердце.

А Марк, как будто не замечая, как оживляется при его приходе Ксения, с каким интересом говорит с ним и как иногда ласково на него смотрит, ходил себе аккуратно два раза в неделю и все более и более, казалось, начинал интересоваться девушкой.

Он вел свою игру с искусством самого опытного Дон-Жуана, хотя и не знал совсем женщин и ни одну еще не любил.

XVIII

Из дневника Марка.

7-го мая.

Мой патрон, видимо, ни о чем не догадывается и пребывает в счастливом положении человека, готового получить миллион вместе с женой. Очень весел и игрив. И в департаменте не засиживается — торопится к шести часам обедать к невесте. Вчера потребовал к себе на квартиру и распространился на счет своих чувств ко мне, как к золотому работнику, и обещал никогда не расстаться со мной, «по крайней мере, по своей воле», — любезно прибавил он и крепко пожимал мне руку. Я, конечно, благодарил. Пусть думает, что я благодарный теленок. Потом, разумеется, поручил мне новую работу (для этого и звал!) и просил поспешить. Он всегда спешит, и весь департамент у него спешит, как угорелый. Это у Павлищева особый шик гнать на почтовых и поражать министра быстротой работы. Понимает, каналья, чем взять. И берет этим! А ведь, в сущности, если разобрать, далеко не орел этот Павлищев. И образование у него весьма поверхностное — так, верхушки одни, и знаний мало, а ведь считается звездой!.. Как подумаешь, как легко прослыть у нас звездой, так даже смешно становится! Прежде и я думал, что Павлищев в самом деле нечто выдающееся, а как поближе узнал, вижу, что только умен, ловок и умеет работать и показать товар лицом. Хорош, значит, ассортимент, если Павлищев считается чуть ли не административным гением!.. А ведь наверное увенчает карьеру…