— И отлично. Поезжайте с Богом — отдохните. Ведь вы, надеюсь, не лечиться? Глядя на вас, преступно было бы подумать о каких-нибудь болезнях. Эка какой вы цветущий! — с невольной завистью прибавил Павлищев, глядя на этого румяного, дышащего свежестью и здоровьем красавца Марка…
— Никогда не бывал за-границей, хочется взглянуть на чужие страны.
— Куда же вы думаете именно ехать?
— Еще не решил. Во всяком случае побываю во Франции, в Англии и в Швейцарии…
— Парнаса, конечно, не минуете? Обязательно побывайте. И в Вену загляните… Впрочем, ведь вы какой-то монах, кажется, чуть ли не женоненавистник! — говорил, улыбаясь, Павлищев, — и не обратите должного внимания на представительниц прекрасного пола…
Марк промолчал, а Павлищев, круто меняя разговор, спросил:
— Давно вы видали Трифоновых, Марк Евграфович?
— Порядочно, — отвечал, не моргнувши глазом, Марк, проводивший ежедневно самые приятные вечера вдвоем с Ксенией.
— Вы, верно, слышали, — продолжал, слегка смущаясь, Павлищев, — что…
Он не докончил фразы. Марк молчал.
— …Что я больше не жених Ксении Васильевны…
— Нет, мне ничего не говорили…
— Ничего?.. — переспросил его превосходительство. — Ну, так я вам об этом говорю!.. Эта Ксения Васильевна весьма странная девушка… Видно, желает остаться на век старой девой… Темперамент у нее холодный… Не хочет вкусить от брака…
Марк не возражал, хотя бы и мог с полным правом сказать, что его превосходительство ошибается, и только с едва заметной улыбкой в глазах смотрел на Павлищева, думая, как будет поражен Павлищев, когда узнает, почему ему отказали.
Они простились большими приятелями. Через несколько дней Марк уехал к сестре, а Трифоновы заграницу. Встретиться они должны были в Монтре.
Май месяц Трифоновы провели в Монтре. И отец, и мать не только примирились с мыслью о предстоявшем браке, но радовались ему, глядя на эту счастливую пару — на веселую, влюбленную Ксению и на этого умного, смелого красавца Марка. Он, по видимому, горячо любил Ксению и совершенно покорил ее своему влиянию. Она глядела на него, как на идола, эта умная, рассудительная девушка, ослепленная страстью. А он держал себя по-прежнему гордо и независимо, без особенных излияний, и вовсе не имел вида человека, подавленного счастьем, что делает такую блестящую партию. Напротив, со стороны можно было бы подумать, что Марк какой-то сказочный принц, осчастлививший выбором обыкновенную смертную. И эта манера себя держать невольно импонировала. Не могло и быть подозрения, что Марк женится единственно в виду богатства Ксении.
Со стариками Марк себя держал без какого бы то ни было заискивания — ровно и почтительно, восхищая нередко Василия Захаровича своими основательными взглядами на жизнь и меткими суждениями о людях. Он умел, так сказать, схватывать самую суть и выдвинуть самое существенное. И, сам того не замечая, старик подпал под влияние Марка, очарованный его трезвым умом и беспощадным анализом.
«Действительно, Ксюша права. Несмотря на свою молодость, он мудрее многих стариков, этот Марк!» не раз думал Трифонов, и будущее его любимицы казалось ему счастливым с таким мужем. «Он будет верным, честным супругом. Не даром же он вел монашескую жизнь. Совсем особенный этот Марк!»
Старик еще более полюбил его, когда однажды выслушал рассказ Марка об его детстве и всей прошлой жизни. Сколько он вынес и сколько нужно было железной воли и характера, чтобы выбиться на дорогу!
Марк не скрыл от него и истории своей сестры и о том, как Павлищев бросил ее на произвол судьбы, как потом, благодаря случайности, Павлищев обеспечил сына, положив на его имя десять тысяч.
— Так вот каков гусь Павлищев! — воскликнул старик. — А я ничего этого не знал…
— Юбочник! — с презрением промолвил Марк.
— Но послушай, Марк, как же ты не предупредил меня в то время, когда Ксюша была его невестой?
— С какой стати? И какое у меня было право предупреждать вас? Во-первых, вы могли подумать, что я действую в личных интересах, а во-вторых, я думал, что Ксения любит Павлищева… Зачем же было отравлять ее любовь напоминанием об ошибке молодости его превосходительства, тем более, что он, хотя и поздно, а все-таки несколько ее поправил?
Василий Захарович оценил деликатность поведения Марка и спросил:
— Ты, конечно, ненавидишь Павлищева?
Марк пожал плечами.
— Слишком много чести. Да и вообще я редко ненавижу людей — я их только определяю. Да и за что его ненавидеть? Сестра сама была виновата — поверила в привязанность Павлищева и в его речи… Ну, а он мастер болтать с женщинами и производил на них впечатление, особенно когда был помоложе…
Василий Захарович только подивился здравым рассуждениям Марка и выразил надежду, что он избавит сестру от унизительной зависимости от Павлищева.
— Уж я это сделал. Она отказалась от ста рублей, которые высылал ей Павлищев. Я делюсь с ней…
— И десять тысяч лучше вернуть.
— Уже возвращены! — гордо промолвил Марк…