Женщина удивленно посмотрела на меня, и у нее, словно против воли, вырвалось: «Как! И вы ни о чем не станете спрашивать?» У нее хлынули слезы, вперемешку с благословениями, и я поспешно ушел, но не без того, однако, чтобы не задаться вопросом о том, что могла означать эта любопытная фраза, возможно, свидетельство моей опрометчивости: «…ни о чем не станете спрашивать?» Возможно, это выглядело глупо, но, в конце концов, дело явно не имело такого значения, какое я ему придавал. Чтобы бедняжка успокоилась, скорее всего, достаточно было… скажем, одной-двух коробок сигар, или еще какой-нибудь мелочи. А если это окажется ее собственная вина или вина ее мужа — что тогда? Если бы меня наказывали за все совершённые мною ошибки, где бы я был сейчас? А если мое вмешательство снимет с нее заботы только на короткое время, — что с того? Получить успокоение хотя бы на один-два дня — разве это не самое главное в нашей жизни? Размышляя таким образом, я избавился от огненной стрелы критики, которую моя протеже сама пустила в меня, отметив это обстоятельство не без некоторого чувства юмора. Однако это заставило меня меньше искать встречи с отцом, повторить ему мое предложение и обратить его внимание на жестокость, совершенную от его имени. Я исключил этот случай из разряда несправедливостей, подлежащих исправлению, приняв допущение в отношении своей персоны как о руке Провидения, — ибо, конечно, я намеревался выплатить ее ренту, а также выкупить ее имущество, — и, что бы ни случилось с ней в будущем, взялся изменить ее прошлое. Вскоре ко мне явился человек, участвовавший в этом деле в качестве агента моего отца.
— Я не знаю, сэр, как это воспримет мистер Каннинг, — сказал он. — Он не хочет, чтобы кто-то из его арендаторов расплачивался не вовремя. Он всегда говорит, что если прощать их и позволять вести себя так и дальше, то, в конце концов, всем от этого будет только хуже. Его правило таково: «Месяц — крайний срок, Стивенс», — вот что говорит мне мистер Каннинг, сэр. Он говорит: «Если они не смогут расплатиться за этот срок, то не смогут расплатиться никогда». И это хорошее правило, очень хорошее правило. Он и слышать не желает их оправданий, сэр. Благослови вас Господь, вы никогда не получите ни пенни арендной платы с этих маленьких домиков, если будете слушать их рассказы. Но если вы хотите заплатить аренду за миссис Джордан, то меня это не касается; уплачена — значит, уплачена, и как только это случится, я верну ей ее вещи. Но в следующий раз их снова придется забрать, — спокойно добавил он. — Снова и снова; с этими людьми всегда повторяется одна и та же история, — они слишком бедны, чтобы что-то изменилось, — сказал мужчина.
Как только мой посетитель ушел, появился Морфью.
— Мистер Филипп, — сказал он, — вы уж извините меня, сэр, но если вы собираетесь платить аренду за всех бедняков, то можете сразу отправляться в долговую яму, потому что этому не видно конца…
— Я сам стану агентом, Морфью, буду управлять делами моего отца, и мы скоро положим этому конец, — сказал я с уверенностью, которой совершенно не чувствовал.
— Управлять делами… хозяина, — произнес он с выражением ужаса на лице. — Вы, мистер Филипп!
— Вы, кажется, крайне низкого мнения о моих способностях, Морфью.
Он не стал этого отрицать.
— Хозяин, сэр, — взволнованно сказал он, — хозяин никому не позволит вмешиваться в свои дела. Хозяин — не тот человек, который может это позволить. Не ссорьтесь с хозяином, мистер Филипп, ради Бога. — Старик был очень бледен.
— Ссориться! — сказал я. — Я никогда не ссорился с отцом и не собираюсь делать этого впредь.
Морфью постарался успокоиться, занявшись догоравшим камином. Стоял теплый весенний вечер, но он развел такой огонь, какой вполне подошел бы для декабря. Это был один из многих способов, которыми старые слуги могут вернуть себе душевное равновесие. Он постоянно что-то бормотал, подбрасывая угли и дрова.
— Ему это не понравится… мы знаем, что ему это не понравится. Хозяин не потерпит никакого вмешательства, мистер Филипп, — эти последние слова он метнул в меня, точно стрелу, уже закрывая за собой дверь.
Вскоре я узнал, что в его словах содержалась доля истины. Мой отец не рассердился, он даже почти развеселился.
— Не думаю, что твоя идея приведет к чему-нибудь хорошему, Фил. Я слышал, что ты собрался заплатить арендную плату и выкупить мебель, — это дорого и бесполезно. Конечно, пока ты играешь роль добродетельного джентльмена и действуешь в свое удовольствие, для меня это не имеет никакого значения. Я буду вполне доволен, если получу свои деньги, пусть даже из твоего кармана, — если это доставит тебе удовольствие. Но, надеюсь, ты понимаешь, что действуя в качестве моего уполномоченного, которым ты непременно хочешь стать…
— Разумеется, я буду действовать в соответствии с твоими указаниями, — сказал я, — и, по крайней мере, ты можешь быть уверен, что я не опорочу тебя никаким… никаким… — Я запнулся, не найдя подходящего слова.