Открытие

Там сейчас тоже наступал Новый год. Мать и отец, наверно, легли спать: что им праздник без сына! А Люба встречает праздник, как надо, под елкой. И думает о нем в эту минуту. Соображает, наверное, какое впечатление произвело на него ее очередное, праздничное письмо?

Ах, Любка, Любка, куцая юбка! Мало того что завалила все их планы, не попав на первый курс, решила больше и не пытаться поступать в институт. Огорошила его своим предновогодним посланием. Это письмо жжет до сих пор ему сердце, словно кусок раскаленной жести лежит у него во внутреннем кармане пиджака.

«Милый мой Игорь, — написала эта дурочка, — не суждено нам учиться вместе. Папа не собирается жениться второй раз, и за ним некому присматривать, кроме меня. Феня бы подошла. Но у нее теперь помутился разум. Она все ждет своего братку, доказывает всем, что Вася поселился в каком-то «хрустальном зимовье». Выходит, я должна сохранять здоровье отца и вообще за ним приглядывать. Он ведь как ребенок: увлечется каким-нибудь судебным делом и может сидеть неделю на одном чае. Азарт его погубить может. Представляешь, стал теперь в тайгу выбираться. Это после того спора у вас, помнишь, может ли обыкновенный человек найти месторождение? Как воскресенье, так он плывет вверх. «Я докажу им: не боги горшки обжигают», — поговаривает он. А я не перечу: в тайге у папы здоровья прибавляется.

Правда, у меня от этого хлопот в доме тоже не убывает. Но ты не думай, пожалуйста, что я собираюсь превратиться в домохозяйку. Матвей Андреевич предложил мне работать у него в управлении. Да еще в группе поисков рудного золота. Моя работа пока заключается в систематизации проб, которые были отобраны и проанализированы на золото. Но как видишь, я тоже на пути к коренному золоту. И в этом смысле — рядом с тобой. Думаю, что я нашла свое место в жизни. Надо честно признаться, инженер из меня был бы плохой — в математике, физике пурхалась да и по другим предметам, как знаешь, не блистала. Следовательно, и не стоило соваться в институт. Лучше быть хорошим лаборантом, чем плохим ученым, верно? Если бы все люди жили по совести, не лезли бы из кожи, чтобы захватить место повыше и подостойнее, не имея к тому ни таланта, ни души, то жизнь, наверно, стала бы лучше. Не было б ни зависти, ни жестокости, ни торжествующей ограниченности.

Это я к тому пишу, чтобы ты не подумал, будто я просто смирилась. Я думаю, хуже не сделаюсь, если останусь навек без диплома. И надеюсь, ты меня не разлюбишь.

С Новым годом, хороший мой! Желаю счастья тебе и твоим новым друзьям! Мы с Матвеем Андреевичем пробиваем Большой Проект. А тебя в любом случае ждем весной».

Игорь сдавил образец, будто хотел выжать из него весь металл. Какое ей дело до высоких материй? И что толку от совести, не подкрепленной знанием? С одной чистой совестью открытия не сделаешь! Институты придуманы не зря. Их дело — науки постигать, а не следить за распределением по совести. Такой и величины-то нет, совести! Ее не высчитаешь, не взвесишь, не оценишь по-научному, объективно. Значит, и разговор об этом досужий. В дело совесть не вклеишь, а вот диплом — это вещь материальная. Остаться без него в наше время значит немало. Диплом определяет удельный вес человека — от этого никуда не денешься! Диплом определяет знания, они же даются тяжелым трудом. А Любаша выбрала легкий труд, получается. И как только с этим смирился ее отец? А Куликов куда смотрит своими ясновидящими глазами?..

— Ну-с, что вы предполагаете в этом образце? — раздался голос Журкина.

Игорь встряхнулся. Медвяный дым клубился над столом, но сквозь эту синюю завесу твердо глядели на Игоря темные, словно горошины магнетита, зрачки доцента. Этими глазами из-под припухлых век смотрела сейчас сама жизнь, которая обходилась с ним круто и которой надо было доказывать свое, напрягая все силы.

— Это жильный кварц с вкрапленностью пирита и золота, — ответил Игорь с расстановкой. — Типичная парагенетическая ассоциация для золоторудных проявлений Восточного Саяна...

— И не только Восточного Саяна, — заговорил Журкин, удовлетворенно кивая головой. — Теперь мы имеем такие же проявления в витимской тайге.

— Я не могу с вами согласиться, — возразил Игорь. — На Витиме еще ни одной находки рудного золота нет.

— Позвольте, молодой человек, откуда вам это известно? — Журкин вынул трубку изо рта и отвел ее в сторону, чтобы лучше разглядеть дерзкого первокурсника.

— Я сам из Витимска, — ответил Игорь. — В курсе дела.

— Но мне говорил главный геолог вашего приискового управления! — повысил голос Журкин.

— Матвей Андреевич Куликов? — подсказал Игорь.

— Да, мой бывший заочник, — сбавив тон, ответил Журкин. — И еще, я помню, мне показывали образчик, найденный одним старателем, которого чуть не засудили...

— Это и была единственная находка старателя Василия Чурсеева, — мягко сказал Игорь. — Но откуда обломок — никто до сих пор не может сказать... Витим большой... Надеюсь, со временем найдем!

— А что же тот старатель? — быстро спросил Журкин.

— Пропал без вести в тайге...