Открытие Гвианы

А что касается более длительной остановки, дабы привезти больше золота (о чем, как я слышал, часто говорили), то если бы кто видел или испытал неистовство реки, когда вода начнет подниматься (да еще более чем через месяц после того, как мы в последний раз слышали о кораблях, оставленных примерно в четырехстах милях оттуда), — то он, быть может, повернул бы обратно еще быстрее, чем мы, будь даже все эти горы из золота или драгоценных камней. И, сказать правду, вода во всех притоках и в малых реках, впадающих в Ориноко, поднимается с невероятной быстротой: утром мы переходили их вброд в сапогах, а при возвращении домой, вечером, нас покрывало по плечи[165]. Остаться, чтобы выдирать золото ногтями,— это был бы Opus laboris, а не Ingenij[166]; такого количества, которое бы нас удовлетворило, мы получить не могли, но отыскать залежи нам удалось, и в этом было наше горе. Ведь если бы остаться подольше и поискать еще — это принесло бы огромную выгоду, но вскрыть эти залежи нелегко, и, действуя в спешке, их не откроешь. Вообще же, однако, я мог бы добыть больше золота в чистом виде, не будь у меня иной цели, кроме быстрого барыша.

Наш арвакский лоцман и остальные индейцы опасались, что мы съедим их или убьем каким-нибудь другим жестоким способом, ибо испанцы, дабы никто по пути в Гвиану или в самой Гвиане даже не заговаривал с нами, убедили все народы, что мы людоеды и каннибалы. Когда же эти несчастные мужчины и женщины увидели нас и когда мы дали им мяса и каждому еще что-либо, редкое и незнакомое для них, они стали понимать обман и намерения испанцев. Последние действительно (как признались индейцы) отнимали у них всякий день и жен и дочерей и пользовались ими для удовлетворения своей похоти, совершая над ними насилие. Но я свидетельствую перед величием бога живого, что не знаю и не верю, чтобы кто бы то ни было из нашего отряда силой или иным способом сближался с какой бы то ни было из их женщин, хотя мы и видели их сотни, и имели многих в своей власти, и среди них были совсем юные и большой красоты, бесхитростно находившиеся среди нас совершенно нагими.

Ничто не завоевало нам среди них большей любви, чем наше поведение, ибо я не допускал, чтобы кто-нибудь брал у них даже ананас или картофельный корень без возмещения, либо покушался коснуться какой-нибудь из их жен или дочерей. Такой порядок, столь отличный от устроенного испанцами (которые тиранствовали над ними во всем), заставил их преклоняться перед ее величеством, по чьему повелению, как я им сообщил, это делалось, а также необычайно почитать наш народ. Но признаюсь, что это очень беспокойная работа — удерживать людей низшего разбору от грабежа и воровства, когда мы приходили в дома индейцев. И так как я не в силах был всего предотвратить, я приказал моему толмачу индейцу — всякий раз перед тем, как мы откуда-либо уходили, — дознаваться про ущерб и обиды, и похищенное или взятое силой возмещалось, а виновных наказывали на глазах у индейцев или платили индейцам, сколько бы они ни запросили. Они также немало нам удивлялись, когда узнали, как мы убивали испанцев на Тринедадо, ибо считали раньше, что ни один христианский народ не может противиться испанцам, и еще больше удивились, когда я рассказал им о страшном поражении, которое армия и флот ее величества за последние годы нанесли испанцам на их же собственных землях.

После того как мы взяли этот запас хлеба, а также множество корзин с кореньями — пищей прямо-таки превосходной, я дал арвакам одно из тех каноэ, что принадлежали бежавшим от нас испанцам. Отпустив всех, кроме капитана[167], коего испанцы окрестили Мартином, я послал назад на этом каноэ старика сиавана и Фердинандо, моего первого лоцмана, и дал им обоим все, что им было по душе, и вдосталь съестных припасов, чтобы они добрались обратно. С ними я послал на корабли письмо, которое они обещали передать, и выполнили это.

После того я отправился дальше с моим вновь нанятым лоцманом Мартином — арваком; но через день или два наша галера опять села на мель и мы чуть ее не потеряли, а она была нагружена провизией и припасами. Она пролежала на песке всю ночь, и мы еще больше прежнего отчаялись спасти ее, так как не было прилива, который бы нам помог, и потому опасались, что все наши надежды рухнут. Но, закрепив якорь на берегу и приложив все силы, мы стянули галеру с мели; и так на пятнадцатый день, к великой нашей радости, увидели далеко впереди горы Гвианы[168].