Эта река Ориноко судоходна для больших судов немногим меньше чем на тысячу миль, а для малых — почти на две тысячи[220]
. По ней (как уже говорилось) можно вторгнуться в Перу, в Новое королевство и в Попаян; она также ведет к Великой империи Инки и к провинциям Амапая и анебас, в которых много золота; ее притоки Коенеро, Манта, Каора[221] берут начало из удаленных от моря мест и из долины, лежащей между самой восточной провинцией Перу и Гвианой, и она впадает в море между Мараньоном [Амазонкой] и Тринедадо в широте двух с половиной градусов[222]. Но все это ваши милости лучше уяснят себе из всеобщего описания Гвианы, Перу, Нового королевства, королевства Попаян и Роидас с провинцией Венсуэльо; оно охватит все земли до залива Ураба на западе и на юге — до Амазонки.Отдав якорь у берега Канури, мы принялись собирать сведения о всех народах в верховьях и на притоках этой реки и обнаружили так много разных народов — врагов народа Эпуремеи и новых завоевателей [испанцев], что я решил: оставаться на этом месте — значит терять время, особенно же потому, что неистовство Ориноко с каждым днем начинало угрожать нам опасностями при нашем возвращении. Не прошло и нескольких часов, как река начала бушевать и разливаться самым ужасным образом, и пошли страшные ливни в великом изобилии, и подули сильные ветры. Вдобавок ко всему наши люди подняли крик, требуя смены одежды: им негде было держать свою одежду, та же, которая была на них надета, вымокала на каждом по десять раз в день. А ведь мы теперь уже около месяца каждодневно двигались на запад, все дальше и дальше от наших кораблей. Нам поэтому пришлось повернуть на восток, чтобы в оставшееся время совершить открытия по реке в направлении моря — ведь в этой части мы ее еще не осматривали, а как раз она-то и была для нас важна.
На следующий день мы покинули устье Кароли и снова прибыли в гавань Морекито, где были раньше (вниз по течению мы шли немногим меньше ста миль в день без всякого труда и против ветра). Отдав якорь, я сразу же послал за стариком Топиавари, с которым очень хотел посоветоваться вновь, а также условиться о том, чтобы взять кого-нибудь из его страны с нами в Англию, чтобы мы могли изучить их язык и чтобы с ним можно было советоваться в пути; оставаться здесь дольше мы уже не могли. Три часа спустя после того как мой гонец пришел к нему, он прибыл сам, и с ним множество всякого люда, и каждый что-либо с собой принес, и, казалось, будто мы на большом рынке или на ярмарке в Англии. Наши оголодавшие люди сгрудились в три ряда вокруг корзин, и каждый брал, что ему нравилось.
Когда Топиавари немного отдохнул в моей палатке, я удалил всех, кроме моего толмача, и сказал: я знаю — и эпуремеи, и испанцы — враги ему, его стране и его народам, что первые уже завоевали Гвиану, а вторые хотят отнять ее у нас обоих. И потому я хочу, чтобы он сообщил мне все, что может, о проходе к богатым золотом частям Гвианы, и к просвещенным городам, а также к носящему одежды народу Инки.
Ответил он мне так: во-первых, он не думает, что я смогу сейчас дойти до города Маноа, ибо время года неподходящее, да он и не видит достаточного количества людей для такого предприятия. А если я попытаюсь сделать это, то заранее можно сказать, что ждет меня и весь мой отряд гибель, ибо у императора такие силы, что, если к моему отряду прибавить во много раз больше людей, чем у меня есть, все равно будет слишком мало. Кроме того, он дал мне еще и такой хороший совет и наказывал не забывать его (ибо предчувствовал, что не доживет до моего возвращения): никакими способами не нападать на сильно защищенные части Гвианы без помощи всех тех народов, которые тоже с нею враждуют. Без них будет невозможно ни избрать правильный путь, ни получить съестные припасы или носильщиков — ведь наши люди не смогут вынести похода по такой жаре, если жители пограничных областей не окажут нам помощи и не перенесут на себе наш провиант и припасы.
Он вспомнил, как на равнинах Макурегуарай были разбиты триста испанцев; их изнурила дорога, и не было у них друзей среди жителей пограничных провинций, и противник при переходе границы окружил их со всех сторон, а затем поджег высокую сухую траву, и от дыма у них сперло дыхание и иссякли силы, и они не смогли даже разглядеть своих врагов[223]
. Он рассказал мне далее, что в четырех днях пути от его города находится Макурегуарай, и жители его — самые ближние к нам подданные Инки и эпуремеи. Это первый город носящего одежды и богатого народа, и все золотые диски, которые имеются у жителей пограничных мест и которые везут к другим народам, далеким и близким, происходят из этого Макурегуарай и делаются там. Но те, что из внутренней части страны, — гораздо красивее, и на них изображены люди, звери, птицы и рыбы.