Открытие природы

Из подробного анализа, проведенного Гумбольдтом, следовало удивительное заключение, что температуры на одной широте не одни и те же, как считалось раньше. На распределение тепла влияют также высота, суша, близость океана, ветры{1109}. На суше температуры выше, чем над морем, но по мере увеличения высоты над уровнем моря они снижаются. Это значит, заключал Лайель, что там, где геологические силы приподняли сушу, температуры падают. В долговременной перспективе, продолжал он, это перемещение по вертикали оказывает охлаждающее воздействие на мировой климат: когда Земля меняется геологически, так же меняется и климат{1110}. Спустя годы, отвечая на вопрос рецензента «Принципов геологии» о моменте «рождения» его теорий, Лайель сказал, что это произошло при чтении работы Гумбольдта об изотермах: «Отдаю должное Гумбольдту и его прекрасному труду»{1111}. В собственной работе, говорил Лайель, он всего лишь дал концепциям Гумбольдта о климате «геологическое направление»{1112}.

Гумбольдт помогал молодым ученым, как только мог, интеллектуально, но также и финансово, какой бы затруднительной ни была его ситуация. Каролина даже опасалась, что так называемые друзья Гумбольдта злоупотребляют его добротой: «Он питается сухим хлебом, чтобы они могли есть мясо»{1113}. Но Гумбольдту, казалось, не было до этого дела{1114}.

Он писал Симону Боливару, рекомендуя молодого французского ученого, планировавшего путешествие по Южной Америке, и при этом снабжал того своими приборами. Томасу Джефферсону он рекомендовал португальского ботаника, задумавшего перебраться жить в Соединенные Штаты{1115}. Немецкий химик Юстус фон Либих, впоследствии прославившийся открытием важности азота как питательного вещества для растений, вспоминал свои встречи с Гумбольдтом в Париже, положившие начало его «будущей карьере»{1116}. Даже бывший министр финансов США Альберт Галлатин, познакомившийся с Гумбольдтом в Вашингтоне и потом встречавшийся с ним в Лондоне и в Париже, испытал на себе влияние воодушевленного отношения Гумбольдта к туземцам и занялся изучением коренных жителей Соединенных Штатов. Сегодня Галлатина считают основателем американской этнологии. Он сам писал, что интерес к этой материи проснулся в нем благодаря «влиянию выдающегося друга, барона Александра фон Гумбольдта»{1117}.

Пока Гумбольдт помогал друзьям и коллегам-ученым строить карьеру и организовывать путешествия, его шансы добиться разрешения на въезд в Индию полностью растаяли. Он удовлетворял свою тягу к скитаниям путешествиями по Европе – Швейцарии, Франции, Италии и Австрии, но это было совсем не то, и он чувствовал себя несчастным. Одновременно становилось все труднее объяснять прусскому королю свое решение оставаться в Париже. Со времени возвращения Гумбольдта из Латинской Америки два десятилетия назад Фридрих Вильгельм III не переставал склонять его к возвращению в Берлин. Все эти двадцать лет король платил ему ежегодную стипендию, не требуя в ответ никаких обязательств. Гумбольдт всегда доказывал, что ему необходима парижская научная среда, чтобы писать книги. Но климат в городе и во всей Франции постепенно менялся.

После низложения Наполеона и его ссылки в 1815 г. на далекую Святую Елену произошла реставрация монархии Бурбонов и коронование Людовика XVIII[26] – брата Людовика XVI, гильотинированного в разгар Французской революции. Абсолютизм во Францию не вернулся, однако страна, недавно бывшая светочем свободы и равенства, опять превратилась в монархию, пускай конституционную. В избрании нижней палаты парламента участвовал только 1 % французского населения. Людовик XVIII не был чужд некоторому либерализму, тем не менее он вернулся во Францию из ссылки со свитой из эмигрантов-ультрароялистов, мечтавших о возвращении старого, дореволюционного режима. Гумбольдт наблюдал их возвращение, видел, что они пышут ненавистью и жаждой мести. «Их склонность к абсолютной монархии неискоренима», – писал Чарльз Лайель своему отцу из Парижа{1118}.

Затем, в 1820 г., племянник короля, герцог Беррийский – третий в очереди наследников престола – погиб от руки бонапартиста. После этого напор роялистов стал неудержимым. Усилилась цензура, людей могли держать в заключении без суда, и самые состоятельные люди получали на выборах два бюллетеня. В 1823 г. ультрароялисты добились большинства в нижней палате парламента. Гумбольдт был сильно удручен, сказав одному американскому гостю, что достаточно заглянуть в Journal des Debats – газету, основанную в 1789 г., во время Французской революции, – чтобы убедиться, как стала урезана свобода печати{1119}. Не устраивало Гумбольдта и то, что религия, со всеми своими ограничениями научной мысли, снова сжимала в своих тисках французское общество. С возвращением ультрароялистов усиливалась власть католической церкви. С середины 1820-х гг. по всему Парижу потянулись вверх шпили новых церквей.