Открытие природы

Он был теперь знаменитейшим ученым во всей Европе и в равной степени пользовался уважением коллег, поэтов и мыслителей. Оставался, правда, один человек, которому еще только предстояло прочесть его труды. Это был 18-летний Чарльз Дарвин, который в тот самый момент, когда Гумбольдта чествовали в Лондоне, забросил свое медицинское образование в Эдинбургском университете. Роберт Дарвин, отец Чарльза, был в гневе. «Тебе только и надо, что стрелять, возиться с собаками и ловить крыс, – писал он сыну. – Ты опозоришься сам и опозоришь всю свою семью»{1141}.

Часть IV Влияние: Распространение идей

15. Возвращение в Берлин

12 мая 1827 г. Александр фон Гумбольдт прибыл в Берлин. Ему было 57 лет, и он не любил этот город так же сильно, как двадцать лет назад. Он знал, что его жизнь никогда не будет прежней. Отныне она во многом будет посвящена «беспокойной скуке двора»{1142}. У Фридриха Вильгельма III насчитывалось 250 камергеров, и для большинства этот титул был почетным, но только формальным{1143}. От Гумбольдта, однако, ожидалось, что он присоединится к внутреннему кругу двора, хотя и без политической роли. Ему предстояло развлекать лично короля, читать ему после ужина, выживать за фасадом улыбок и болтовни. Человек, написавший тридцатью годами раньше, что «придворная жизнь крадет даже у самого отъявленного интеллектуала его гений и свободу»{1144}, теперь оказался связанным придворной рутиной. То было началом того, что Гумбольдт называл «раскачиванием маятника»{1145}, – жизнью, в которой он следил за перемещением короля из какого-то из замков в очередную летнюю резиденцию и обратно в Берлин, постоянно находился в пути, вечно нагруженный рукописями и коробками, набитыми книгами и записями. Располагать собой и писать свои книги он мог теперь только между полуночью и тремя часами утра.

Гумбольдт вернулся в страну, где цензура превратилась в повседневность. Публичные собрания – даже научные – вызывали сильные подозрения, и студенческие организации распускались с применением силы. У Пруссии не было конституции и национального парламента, имелись только провинциальные ассамблеи с рекомендательными полномочиями, не имевшие права издавать законы и учреждать налоги. Каждое решение принималось под строгим королевским надзором. Весь город напоминал военный лагерь. Почти у всех общественных зданий стояли часовые, гости города не могли не обращать внимания на постоянные военные парады и неумолчный барабанный бой. Казалось, в городе больше военных, чем гражданских лиц. Один приезжий отмечал непрерывные прохождения войск и «вездесущие мундиры всех сортов во всех общественных местах»{1146}.

Не обладая политическим влиянием при дворе, Гумбольдт был полон решимости заразить Берлин по крайней мере энергией интеллектуального любопытства. Это было крайне необходимо. Еще в молодости, работая инспектором шахт, Гумбольдт основал и сам финансировал шахтерское училище. Как и его брат, почти в одиночку создавший двадцать лет назад прусскую образовательную систему, Александр верил, что образование – основа свободного и счастливого общества. Для многих это была опасная мысль. В Британии, к примеру, издавались памфлеты, предостерегавшие, что знания приподнимают бедных «над их скромными и утомительными обязанностями»{1147}.

Гумбольдт верил в силу познания, и такие его книги, как «Картины природы», были написаны для широкого читателя, а не для ученых, оторванных от действительности. Переехав в Берлин, Гумбольдт сразу попытался создать в университете химико-математическую школу. Он переписывался с коллегами на тему возможностей лабораторий и достоинств политехнического образования. Кроме того, он убеждал короля в необходимости развернуть в Берлине новую обсерваторию, оснащенную по последнему слову техники{1148}. Вопреки мнению некоторых, что Гумбольдт превратился в «льстивого царедворца»{1149}, именно должность при дворе давала ему возможность поддерживать ученых, путешественников и художников. Важно было застать короля «в момент праздности», как объяснял он другу, и намертво в него вцепиться{1150}. Уже через неделю-другую после прибытия он принялся внедрять свои начинания. По определению одного из коллег, он обладал «завидным талантом оказываться в центре интеллектуального и научного обсуждения»{1151}.

Десятилетие за десятилетием Гумбольдт критиковал власть имущих, открыто выражал свое мнение и несогласие; но ко времени переезда в Берлин он успел разочароваться в политике. В молодости его окрыляла Французская революция, но в последние годы ультрароялисты французского старого режима у него на глазах успешно поворачивали вспять часы истории. Период реакции наступил во всей Европе. Везде, куда обращал взгляд Гумбольдт, он видел, как затухает надежда на перемены.