Открытие природы

Исписав страницу, он начинал покрывать своим мелким почерком бесчисленные бумажки, а потом приклеивал все их к своим записям. Гумбольдт без смущения разрывал книгу на части, вынимая страницы из толстых томов и вклеивая их в свой черновик маленькими красными и синими густыми каплями – аналогом изоленты XIX в. По ходу работы бумажки наслаивались, новые хоронили под собой старые, от которых порой виднелись только края. Здесь же записывались вопросы к самому себе, красовались рисунки, громоздились статистические выкладки, ссылки, всяческие напоминания. В результате оригинал становился многослойной поделкой – собранием мыслей, цифр, цитат и приписок, порядок в котором был виден одному Гумбольдту.

Записи Гумбольдта к лекции по географии растений

Все были очарованы. В газетах сообщали о том, как удивляет публику «новый метод» лекционной работы и мышления Гумбольдта – особенно тем, что соединяет воедино разрозненные с виду дисциплины и факты{1174}. «На слушателя, – писали в одной газете, – неодолимо действует могучая сила»{1175}. То была кульминация всей работы Гумбольдта в последние тридцать лет. «Никогда не слышал, чтобы кто-то умудрялся за каких-то полтора часа высказать столько новых мыслей», – признавался один ученый своей жене{1176}. Люди обращали внимание на невероятную ясность, с какой Гумбольдт объяснял эту сложнейшую сеть природы{1177}. Каролина фон Гумбольдт была глубоко потрясена. Только Александр, говорила она, был способен выразить столь «замечательную глубину» с легкостью прикосновения{1178}. Многие соглашались с тем, что эти лекции влекут за собой начало «новой эпохи»{1179}. Когда немецкий издатель Гумбольдта Иоганн Георг фон Котта прослышал об успехе первой лекции{1180}, он тут же предложил, чтобы кто-нибудь записывал лекции за плату с целью последующего опубликования записей. Он предлагал значительную сумму – 5000 талеров, но Гумбольдт отказался. У него были другие планы, его нельзя было торопить.

Гумбольдт проводил революцию в науках. В сентябре 1828 г. он пригласил сотни ученых со всей Германии и из Европы на конференцию в Берлине[29]. Гумбольдт составил особенную программу, отличавшую эту конференцию от прежних собраний такого рода, на которых ученые безостановочно выступали с докладами по собственным работам. Ему хотелось, чтобы ученые повели разговор между собой. Закатывались веселые пиры, всевозможные встречи, концерты, экскурсии в королевский зверинец при дворце Пфауэнинзель в Потсдаме. Заседания проводились посреди ботанических, зоологических и палеонтологических коллекций, в университете, в Ботаническом саду{1181}. Гумбольдт поощрял собрания ученых маленькими группами, особенно междисциплинарными. Он сводил заезжих ученых, представлял их друг другу, старался, чтобы между ними возникали дружеские отношения, которые потом способствовали бы тесному сотрудничеству. Он мечтал о междисциплинарном братстве ученых, об активном обмене опытом и результатами. «Без многообразия мнений невозможно установить истину», – напомнил он собравшимся во вступительной речи{1182}.

На конференции собралось около полутысячи ученых. Это был «выброс странствующих натуралистов»{1183}, если вспомнить, как охарактеризовал встречу Гумбольдт своему другу Араго. Приехали участники из Кембриджа, Цюриха, Флоренции и из далекой России. Из Швеции пожаловал, например, один из основателей современной химии Йёнс Якоб Берцелиус, среди нескольких англичан был старый знакомый Гумбольдта Чарльз Бэббидж. Блестящий математик Карл Фридрих Гаусс, приехавший из Гёттингена и на три недели остановившийся в квартире Гумбольдта, считал конгресс подобным чистому «кислороду»{1184}.

Несмотря на свой напряженный жизненный ритм, Гумбольдт выкроил время, чтобы восстановить свою дружбу с Гёте. Почти 80 лет и отдаленность в 200 миль от Веймара – Гёте был слишком слаб, чтобы приехать в Берлин, но Гумбольдт поехал к нему сам. Гёте завидовал своим берлинским друзьям, имевшим удовольствие регулярно видеться с Гумбольдтом. Стареющий поэт давно наблюдал за каждым его шагом и даже выпытывал подробности о нем у общих друзей{1185}. Он говорил, что мысленно не покидает старого друга, и новая встреча с Гумбольдтом стала одним из «ярчайших моментов» его жизни{1186}. В предшествовавшие двадцать лет они поддерживали регулярную переписку, и Гёте считал бодрящим каждое письмо от Гумбольдта. Когда Гумбольдт присылал ему свои свежие публикации, Гёте немедленно их прочитывал. Но ему очень не хватало их прежних оживленных обсуждений{1187}.