Читаем Открытое письмо молодому человеку о науке жить полностью

ните себе в душу. Расставьте все по своим местам. Подумайте о тех, кто считает себя великими, о преус-певших и о сверхпреуспевших в жизни, о тех, кто сгибается под тяжестью реликвий и медалей. Вспом-ните, что под этой сверкающей мишурой, под этими крахмальными манишками всего лишь тела, такие же, как у вас. Да что я говорю? Вовсе не такие. Ведь вы молоды, ваше тело стройно и мускулисто. А они ста-рики; у них толстые животы и вялые мускулы; у них двойной подбородок и дряблая, морщинистая кожа.

Это не мешает иным из них обладать большим умом. Уважайте их возраст и заслуги, но не считайте, что они сделаны из другого, лучшего теста. По боль-шей части они несчастны, недовольны жизнью и жа-леют об утраченной юности. Как они ни умны, почти все они, опьяненные собственным напыщенным крас-норечием, одурманенные системами и отвлеченными понятиями, забыли о подлинной жизни, а это очень опасно. Бели бы они не жили в призрачном мире, созданном их помутившимся разумом, если бы они окунулись в нелегкую повседневную жизнь бедных людей, они сплотились бы, чтобы перестроить мир. Но они полны честолюбия и обид, они разжигают никому не нужные конфликты. Сколько горя приносят они человечеству! Если бы они как следует представляли себе, как юноши бьются в агонии на залитых водой рисовых полях, задыхаются в болотах, они сделали бы все, чтобы предотвратить бессмысленные войны. Но их ослабшие глаза не видят, их уши не слышат. Сколь-ко человеческой крови проливают эти люди!

Всмотритесь -- подлинная жизнь рядом с вами. Она в цветах на лужайке; в ящерице, которая греется на солнышке у вас на балконе; в детях, которые с нежностью смотрят на мать; в целующихся влюблен-ных; во всех этих домишках, где люди пытаются рабо-тать, любить, веселиться. Нет ничего важнее этих скромных судеб. Их сумма и составляет человечество. Но людей так легко обмануть. Несколько туманных слов могут довести их до убийств, вражды, ненависти. Употребите всю власть, которой достигнете, на то,

(647)

чтобы вернуть их к подлинной жизни с ее немудрены-ми радостями и привязанностями.

Да и сами живите подлинной жизнью, а не играйте трагикомическую роль, в которую не очень-то верите. "Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе про-жить ее ничтожно"'.

Заключение в форме диалога

-- Ваши советы разумны, но я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь им последует.

-- Я их не только не навязывал, но даже не предла-гал; их у меня попросили.

-- Они подходят вашему возрасту, но не молодежи. "Советы стариков, как зимнее солнце -- они светят, но не греют".

-- Я и сам говорил, что в различные периоды жизни характер, пороки и добродетели человека меняются.

-- Вы действительно это сказали, но тогда зачем советовать умеренность тому, кто находится в расцвете молодости? Откуда ему взять мудрость Марка Аврелия, если он кипит желаниями и энергией. Особенно в наше время. Вы не можете не знать, что являетесь современником битников, сердитых молодых людей, "черных курток" и "прово"*. На что им ваш стоицизм?

-- Он мог бы стать их спасением... Впрочем, я об-ращался не к ним... Мой Луцилий, мой Натэниэл*, для которого я пишу, не из числа сердитых молодых людей... Встревоженный? Неуверенный? Пожалуй. Именно тревогу его я и пытался рассеять, говоря о вечном человеке.

-- На что ему вечный человек? Он родился в страш-ное время, когда все рушится; он мучается тоской своей эпохи.

-- Тоска не новость. Рене, Вертер, Адольф страдали "болезнью века". Кафка, Брукнер описали "болезнь юности"'. Всякий раз, когда после бурного периода революций и войн наступает относительное спокойст-вие и внешнее процветание, "дитя века" скучает. Не

(648)

находя применения своим силам, молодежь разбивает витрины, поджигает автомобили...

-- И бранит стариков.

-- Ничего хорошего в этом нет. Да и нового тоже. На премьере "Эрнани" юные романтики освистывали лысых классиков и кричали: "Эй, вы, плешивые, по вас плачет гильотина!"

-- Они по крайней мере не рвались к власти. Я видел по телевизору, как одна студентка из Амстердама заявила: "Пора отправить на пенсию всех, кто старше тридцати лет".

-- Сумасшедшая девчонка. Ее товарищи резко про-тестовали: "Мы не хотим власти". И слава богу! Гол-ландский народ и не доверил бы им ее. Народная мудрость высоко ценит опыт. Секретарем коммунис-тической партии не может стать мальчишка.

-- Французская революция доверила оружие моло-дым генералам...

-- Но привел к власти Бонапарта старик, Сийес*.

-- Зато сам Бонапарт был молод и тем не менее поражал зрелых мужей своими познаниями и умом.

--Что это доказывает? Что характер важнее, чем возраст. Достоинства не зависят от возраста. Да и сам возраст -- понятие относительное. Бывают разочаро-ванные во всем двадцатилетние старики; бывают вось-мидесятилетние юноши, молодые душой и телом, пол-ные замыслов.

-- Надолго их не хватит.

-- "Но время, черт возьми, не главное для дела"*.

-- Я прошу прощения у Мольера и у вас, но время, которым человек располагает, определяет его актив-ность. Чтобы предпринять важные преобразования, надо иметь впереди годы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза