В зале темно,Но елочный запах уже появилсяВ темной золе неизведанных прежде предметов.Цифры в игрушечном сердце не спят.Пальцем их в диске ракушечном тихо заводят…И голос гудков сердцевинВ вокзальной пыли отзоветсяИз щелéй болевых пробудя́тся вихривсех швов позабытых,И павшие нити, что в щели соленой смолой убирали,Очнувшейся влажною стружкой завьютсяИ палец уколют в ночи́ открывания дверипрохладной и нежной
К ПОСЕЩЕНИЮ БАХОМ СТОЛИЦЫ ПРУССИИ БЕРЛИНА В 1747 ГОДУ
Неотделимо тело от парика, Неотличима зеркальная гладь реки От завитков зеленоватых трав. На что мне добротный костюм, Он и так запыленный лежит, Словно старый конверт на дне светлой реки В одна тысяча девятьсот сорок седьмом году. Не надо и створкой зеркальной кареты Лучик чужой ловить, Чтобы светить в себя, Ведь в камере-обскуре забытой Все свалены в стихотворных позах, И кровь девятнадцатого столетья Похожа ныне на желе для бритья. Кто подскажет мне как мне быть, Если тело всего лишь храм, Кто нашепчет мне в уши Улицей зеленоватой Королевскую тему и шестиголосный канон. Как белесая медь вокруг разлита… И в березах бирюзовая сыпь на запястьях. Ты ли думаешь, что возьмешь меня Гулом чугунным, идущим из ноздрей коня? Как посылку для века небудущего схороня И химической надписью Поджигая в воздухе, отошлешь поклон. Немота стены из зеркальных линз реки бирюзовой.
* * *
Я осень вспомнил позднюю, Когда венчальный серебристый желудь темный Вниз сквозь редеющие руки пролетает И сквозь редеющие сети солнечные Друзей твоих. И смутный дуб в падении злаченых желудей увидишь И клена влажного нездешнюю стальную красоту. Заглинили дороги вдоль оврага, Копытца давние печально отзвучали. Но эхо дальнее все ближе, Чудесный вкус воды Все искренней в твоих ладонях. И шар прозрачный соберется Из тысячи умытых маслянистых брызг, И гладкая его поверхность Вдруг на колени хлынет к нам под солнцем.