Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Вслед за Макиавелли и функционерами иезуитского ордена Игнатия Лойолы ты на словах (только на словах!) отрицаешь допустимость безнравственности в политической деятельности, а реальные твои действия, как уже и было показано мною ранее, не свободны даже и от личного твоего участия в применении именно массовых насилий — например, для избиения демонстрации в Тбилиси в 1989 году. О какой же «чистой» совести ты ныне говоришь, если ты (пусть лично ты, возможно, и не голосовал в Политбюро ЦК КПСС за применение силы против народа) — ведь ты же не вышел из состава этого вашего преступно лицемерного Политбюро? Ведь ты как ни в чем не бывало продолжал говорить о нравственности. Я уверен, что тебе даже и мысль о выходе из него не приходила. Ибо и ты, и люди, подобные тебе (по взглядам их на индивидуальную их ответственность), живете в отсчетах, так сказать, «дисциплинарной» «совести». А сие означает, что, будучи в составе той или иной властной структуры, все вы, даже и участвуя в принятии того или иного явно преступного решения, всю вину — если приходит хотя бы мнимый «момент истины» — возлагаете бодренько на безликий символ власти — на тот или иной верховный «коллектив». Хотя вы же, такие вот, как ты, его и возглавляете. Какая уж здесь мораль?

Какое, скажи мне, объективное различие между тобою, Александром Яковлевым, который возглавлял и направлял идеологическую свору Брежнева даже и в процессе позорнейшей оккупации Чехословакии в 1968 году и сам же лично участвовал в захвате в качестве идеологического именно инквизитора и именно от самого ЦК КПСС, — и тобою, Александром же Яковлевым, который был ближайшим соучастником Горбачева в проведении лукавой политики, приведшей к кровопролитиям и в Карабахе, и в Тбилиси, и в конце концов кроваво взорвавшейся пламенем межнациональных войн на значительной части территории бывшего СССР?

Да и развал-то СССР — разве это не есть еще более черное дело, в основном подготовленное тоже Горбачевым, тоже тобой и Шеварднадзе? Вы же, все трое, — лицедеи великого многонационального сериала, в котором как последовательно, так и одновременно разыгрываются и трагедия, и комедия и действует ирония нашей непредсказуемой отечественной истории.

Но уже со времен Аристотеля уяснено, что только трагические герои являются героями истинными! Только они. Ибо только они идут в преданности идее до конца и гибнут вместе с ее временным крахом. Временным! Кочуют же из одного акта трагикомической триады в другой фарсовые персонажи. Или предатели. Только они. Все вы трое и прошли в этом качестве через каждую из этих роковых (для народа) ступеней.

Письмо одиннадцатое

Повторяю: из людей, прошедших через ступень трагедии, потом разыгрывают фарс — и это неизбежно! — уже не герои (они погибли), а актеры исторической комедии. Именно комедии. Они изображают из самих себя реальных героев. В связи с этим Аристотель со всей гениальной простотой сформулировал: в трагедии действуют лучшие люди, а в комедии — худшие...

Примитивно? Нет. В конечном счете, это неопровержимо.

Малоизвестное наблюдение Плотина, повторенное независимо от него много позже Шекспиром: «весь мир — театр, а люди в нем — актеры», — содержит не только ту истину, что театр живет по законам самой жизни, но еще больше как раз ту, что и жизнь идет по законам театра. Имеется в виду: воспринимаемое — не сама реальность, а тоже уже изображение ее. Оно, такое наигранное изображение, не адекватно тому, что или кто изображается... Ибо лицедействует также и само изображаемое... Жизнь — лицедейка!

Действительно, истинные трагические герои истории предстают перед нами в своем реальном статусе, они «играют» самих себя. И ты, и Горбачев, и все, кто до поры искренне верил в социализм, — такие люди, активно действуя, тоже были трагическими персонажами их собственного бытия. Тогда, между прочим, и пишущий эти строки в общем-то был в аналогичном положении. Разумеется, многое мы и тогда с тобой понимали по-разному.

Трагическими персонажами всех нас сделала, однако, не социалистическая (и не коммунистическая) идея, а, напротив, невозможность осуществления ее в современной нам с тобой жизни. Вот в чем тупик.

Вопрос этот — гвоздь моего столь необычного обращения к тебе. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Занимаюсь я исследованием сути и соотношения трагедии, комедии и иронии истории в течение более двадцати лет, и за эти годы сам я так и остался на первой ступени. Если иметь в виду самое жизнь, а не теорию. Зато ты очень резво этак проскочил через всю роковую триаду, вошел в пределы манящего понятия «судьбоносность» — в применении к самой истории России. Слово это, правда, сильно девальвировано говорливым М.Горбачевым.