Отложенное самоубийство

— Решать, конечно, вам, но я думаю, что вы напрасно потратите время, — с сомнением хмыкает Крюкль. — Я еще двадцать лет назад установил, что этот болван ничего не знает.

— Я все-таки поговорю с Генрихом. Вдруг за прошедшие двадцать лет он что-нибудь узнал?

— Дело ваше. Я вас предупредил.

Недовольный Крюкль отключается. «Чюсс!» Ну и что, что недовольный? Подумаешь! «А нам все равно, а нам все равно…» Это дело теперь действительно стало моим. С кем хочу, с тем и разговариваю. И никто мне не указ, даже сварливый старый пингвин с квадратным ртом и крючковатым носом! Я злюсь?

Чтобы доказать себе, что я хладнокровен, как никогда, старательно завариваю кофе. Руки почти не дрожат. Правая, держащая полную чашку, тверда, как у Супермена. Вот так-то!

Новый входящий звонок на мобильник. В нашей семье больше всех трудится мой «хэнди». Бедняга! На связи следующий комиссар — Юрген Уль. Интерпол!

— Халло!

— Халло!

— Что у вас нового, герр Росс?

Для Уля новостей накопилось много. Третья встреча с Алоисом Кальтом, поездка в монастырь, мое намерение поговорить с Генрихом. Не скрываю от него и мнение Крюкля о бесполезности встречи с младшим Кальтом.

— А если мой бывший коллега прав? Генрих может действительно ничего не знать о гибели детей. Вам уже удалось доказать с помощью Харуна полную невиновность Алоиса Кальта. Теперь его реабилитация и выход на свободу — только вопрос времени. Со дня на день наша государственная машина начнет потихоньку крутиться. Вы сделали огромное дело — исправили невероятную ошибку. Вам не кажется, что пора прекратить расследование?

Ну, вот, еще один непрошеный советчик! Байрон — страна советов.

— Нет, герр Уль, мне совсем так не кажется! Я пока не сделал главного: не установил, кто же настоящий виновник гибели детей. Не доказал, что именно Беа Кальт — убийца. Не нашел могилу Ханса и Гретель.

Уль заливисто смеется. Я ему про убийц и могилы, а он… Веселый все-таки мужик.

— Я вижу, что вы вошли во вкус, герр писатель! О’кей, наверное, вы правы. Двигайтесь дальше, но будьте осторожны.

— Осторожен? Что вы имеете в виду?

— Иногда бывает опасно трогать мертвецов. Кто знает, что может случиться?

— Вы говорите о чем-то конкретном? Это же все дела далекого страшного прошлого.

— Нет-нет, ничего конкретного. Просто предупреждаю. На всякий случай. Страшное прошлое имеет скверную особенность тянуть свои лапы в будущее.

— Что ж, спасибо за предупреждение. Учту.

— Хорошего вам дня! Чюсс!

— Взаимно! Чюсс!

Поговорили. Комиссар Уль меня не напугал, но заставил призадуматься. Мне кажется, что в его словах прозвучала скрытая угроза. Что это? Искренняя забота о моем слабом здоровье или предупреждение не совать свой нос куда не следует? И почему? Кому становится неуютно от моих поездок? Юрген Уль — это вам не старый вздорный человек-пингвин. В Уле чувствуются бульдожья хватка и ум. В Интерпол кого попало не берут. Я бы не хотел, чтобы Уль оказался по ту сторону баррикады.

Мой мобильник, доказывая свою необходимость, опять нервно колотится о стол. Неожиданный звонок из симпатичной деревеньки. Афгано-немецкий голландец Харун. В трубке знакомая скороговорка с легким акцентом:

— Халло, герр Росс! После нашей встречи я долго размышлял, вспоминал прошлое. Прочитал о деле Кальтов все, что смог найти в Интернете. Это какой-то кошмар! Но история с пропавшими детьми меня очень увлекла. Такой материал! Я же журналист. Вы не будете против, если через пару часов я приеду и буду помогать вам в ваших поисках? На несколько дней. Остановлюсь в гостинице, конечно. У меня сейчас отпуск.

О’кей. Беру с Харуна слово позвонить мне сразу же после приезда и прощаюсь. «Чюсс! — Чюсс!»

За телефонными переговорами, как за ковырянием в носу, время летит незаметно. Лязг колоколов недвусмысленно намекает: уже ланч. Пора себя наряжать. Костюм, светлая рубашка, темный галстук. Диктофон.

Выхожу из дома точно в двенадцать. Лана пунктуальна. Темно-серый «Кашкай» уже караулит возле церкви. Усаживаю себя внутрь. Женщина-кошка улыбается мне своей неясной улыбкой и, не дожидаясь, пока я пристегнусь, бросает машину вперед. Меня с силой вжимает в кресло. По сторонам начинают мелькать молчаливые домики. Через секунду Песталоцциштрассе остается далеко позади. Несемся в сторону Ведьминого леса. Торопимся к Генриху Кальту.

Видно, что Лана наслаждается скоростью. И риском. А по мне, так лучше быть в час дома, чем полпервого в морге. Но это мое субъективное мнение. Я, наверное, очень нудный и неромантичный тип?

Наш Городок заканчивается. Дома стоят все реже, деревья — все чаще. Немного не доезжая до стены елей, обозначающих границу леса, сворачиваем на заброшенную боковую дорогу. Она вся в ямах, выбоинах, усыпана опавшей хвоей, листьями, сломанными ветками. С первого взгляда понятно, что по этой дороге ездят нечасто.

Дождь продолжает делать вид, что не идет. Но мелко капает, подлец. Солнце прячется за плотными слоями хмурых облаков. Студеный ветер с треском раскачивает столетние ели. Ведьмин лес недружелюбен, темен и сыр. Нехорошие тут места. Мне не нравятся.