ОТМА. Спасение Романовых

Я оттолкнул толмача и бросился за ней. И в тот момент меня осенило. Я вернулся во двор. Толмач стоял у стены и всхлипывал. Да, он плакал! Удивляться, однако, мне было некогда.

– Эй, ты!

Толмач смотрел испуганно.

– Передай настоятелю, что адъютант Его Величества просит аудиенции по важному вопросу, касающемуся безопасности Императора. Немедленно! Передай и жди меня здесь. Я вернусь через четверть часа. Если не придешь, я найду тебя и выпорю на площади. И никто меня не остановит! Ты понял?

– Понял… – прошелестел он.

– «Понял, ваше благородие» нужно отвечать!

– Понял, ваше благородие …

Я догнал Ольгу на улице.

– Оставьте меня! – она сердилась.

– Ольга Николавна, он хам. Он пялился на вас!

– Вы его били!

– Отвесил оплеуху, как любому другому хаму, посмевшему вас оскорбить.

– Но я не нахожу ничего оскорбительного …

– Вы знаете, что он хотел вас оскорбить! Хотел! И был наказан за это! И пусть благодарит своего бога, что я его не пристрелил!

Ольга замедлила шаг.

– Вы … необузданный, несносный! Дикарь какой-то!

– Мы с вами в дикой стране, в дикое время, с дикими людьми. И да – я теперь дикарь, но ваш дикарь. Глотку перегрызу за вас любому.

Я сказал «ваш» и «за вас» как бы про всех, но так, будто только о ней. Она это поняла и еще замедлила шаг. Я взял ее за руку. Она выдернула ладонь, но я снова поймал, и Ольга больше не сопротивлялась. Так мы дошли до дома, держась за руки. Когда входили во двор, она мягко высвободила руку.

Мы поднялись на террасу.

– Постойте здесь. Не нужно нам входить вместе, – сказала Ольга.

– Ольга Николавна, завтра что-то случится …

– Что?

– Что угодно … Когда угодно может случиться что угодно … Я хочу, чтобы вы знали – я люблю вас.

Я не видел ее лица в темноте. Медленно она отвернулась и вошла в дом.

25 декабря 1918 года Монастырь Хамарын-хийд

Барон тотчас прошел через ворота и вернулся обратно, как только настоятель сказал, что это вход в Шамбалу и пройти через них может лишь праведник.

Настоятель растерялся на секунду, но тут же продолжил через толмача:

– Конечно, можно пройти через эти ворота, но этого недостаточно, потому что в Шамбалу попадают только люди безгрешные, чистые, высокодуховные, то есть единицы из живущих.

Ворота эти – деревянная, грубо покрашенная арка в степи в окружении невысоких субурганов. Еще здесь стояла беседка с колоколом.

– Шамбала – центр мира, источник, дающий жизнь всему сущему на Земле, – пояснил настоятель. – Всего есть три входа в Шамбалу: один в Тибете, другой на Алтае, а третий – вот он. Здесь, на этом святом месте, можно медитировать, можно поднять белый камушек и, зажав его в кулак, прошептать ему свое имя, чтобы напомнить богам о своем существовании. Можно также ударить в колокол и тем самым возвестить о своем прибытии к вратам Шамбалы.

Анастасия тут же прошептала свое имя какому-то камню. А барон вошел в беседку с колоколом и ударил в него один раз; помедлив, ударил еще раз … и еще … Настоятель замахал руками: полагается только один удар. Барон оставил колокол в покое и сказал громко и требовательно:

– Прошу подойти ко мне Николая Александровича и великих княжон. Я имею сообщить нечто важное. Остальным оставаться на месте.

Остальные – это настоятель со своими ламами, мушкетеры, офицеры из свиты барона и конвой в полсотни верховых казаков, выстроившийся поодаль за пределами святилища.

Барон будто командовал на строевом плацу. Николай и девушки подошли к беседке.

– Николая Александрович, прошу, подойдите ко мне.

Николай поднялся по ступеням под своды беседки. Унгерн сказал негромко, чтобы слышал только царь:

– Николай Александрович, здесь, на этом священном месте, у входа в вечную Шамбалу прошу благословения на брак с вашими дочерями.

Николай посмотрел на Унгерна с изумлением:

– Что, простите?

– Вы слышали. Я намерен сделать предложение вашим дочерям здесь и сейчас.

– Вы намерены жениться на моей дочери? – переспросил Николай.

– Именно.

– На которой?

– На всех четырех.

– Я не понимаю, – пробормотал Николай.

– Мы проведем церемонию по буддийскому обряду, допускающему многоженство. В Тибете, куда мы идем, это обычная практика. Этот брак укрепит наш союз и поднимет престиж Белого Бога Войны во всей Центральной и Юго-Восточной Азии, да и во всем мире, что нам с вами крайне необходимо.

– Но как же – на всех сразу? – только и смог вымолвить Николай.

– Это же эффектно. Вы лучше меня знаете, насколько важны бывают в политике внешние эффекты. Кроме того, если моей женой станет только одна из ваших дочерей, останется возможность для трех других выйти замуж неизвестно за кого. Это грозит дроблением власти, состояния, престолонаследия и прочими неприятностями. Зачем нам это?

Николай молчал. Его будто оглушили, и он замер – уже в беспамятстве, но еще на ногах. Дочери, стоявшие перед беседкой, не могли слышать разговора и с тревогой вглядывались в лица отца и барона. Свита в молчании смотрела туда же.

– Что там происходит? – тихо пробормотал Лиховский.

– Ничего хорошего, как я вижу, – сказал Бреннер.

– Ты знаешь, о чем там речь? – спросил Каракоев Анненкова.

– Нет.