ОТМА. Спасение Романовых

– В чем дело, барон? Мы же с вами договорились о моей охране, – негодовал Николай.

Барон подъехал к царю:

– Да, у нас был договор насчет ваших офицеров, но теперь все изменилось. Постоянное присутствие четверых молодых мужчин возле моих невест компрометирует их. Ни для кого не секрет, что эти офицеры питают к вашим дочерям далеко не дружеские чувства. Это порождает ненужные сплетни. Я намерен положить этому конец.

– Но это моя личная охрана!

– Я ваша личная охрана. И даже более того – я теперь член вашей семьи.

– Господин генерал, – произнес царь со всей твердостью, на какую был способен, – это мои люди. Они должны находиться со мной, или все наши договоренности отменяются.

Барон выдержал паузу, кивнул:

– Они будут находиться при вас после бракосочетания – при вас, но не при моих женах. И оружие они больше не получат. Без четверти три я пришлю за вами. Присутствие ваше и великих княжон в храме обязательно.

На почетных местах сидели царь, царевны и барон. Настоятель восседал на высоком троне главного жреца. Царь был мрачен, барон невозмутим, а царевны, казалось, приготовились к собственному жертвоприношению.

Взревели дунгчены – пятиметровые медные трубы, будто заурчало в кишках голодного великана. От их рева мелко вибрировали внутренности, и внизу живота зарождалось сладкое томление, как от падения в пропасть. Центральный зал храма утопал в пурпуре с золотым шитьем. Пурпур – хитоны сотен монахов, золото – орнаменты на ритуальных одеждах, диковинных головных уборах, циновках, стенах и колоннах. В синем дыму плыл над людьми золотой лик Будды с драконьими круглыми глазами.

Вокруг трона настоятеля сновали ламы, подавали ему один за другим разные предметы, которые он прикладывал ко лбу. Предметы эти – платки, коробочки и непостижимые на взгляд европейца вещицы – тут же у настоятеля отбирали и подавали новые.

Несколько лам ввели под руки оракула, наряженного в расшитый золотом кафтан и высокую островерхую шапку, усыпанную самоцветами. Он дрожал, извивался, будто хотел вырваться и улететь. Его долго водили по залу в водовороте пурпурных хитонов, пока не подвели к настоятелю. Сидя на троне, настоятель задавал вопросы бьющемуся в конвульсиях оракулу, получал краткие ответы – и все это под непрерывный хор сотен голосов, повторявших мантры.

Наконец обессилевшего оракула унесли. Взвыли трубы, монахи забормотали мантры с удвоенной скоростью. Настоятель обратил свой взор на царя и царевен, затем сделал знак барону подойти и склонился с высоты трона к уху Унгерна. Шептал что-то, втолковывал через толмача … Барон вдруг резко развернулся и быстро вышел из храма. Вслед за ним, как преданные псы, побежали его ламы, которых до того трудно было различить в море пурпура.

Николай смотрел на дочерей. Они были бледны и неподвижны и казались античными статуями, не к месту воздвигнутыми в чуждом для них храме …

Анненкова и его недавних друзей посадили в сарай под охрану казаков. Вроде и не тюрьма, но и не свобода. Кажется, это было жилище, хотя выглядело сараем. Судя по запаху, принадлежало оно торговцу жиром и овчиной.

– Анненков, вы знали заранее об этом безобразии? – выпалил Бреннер, как только казаки закрыли за арестантами дверь и оставили их в просторной пыльной зале с маленькими окошками, затянутыми остекленевшим на морозе бычьим пузырем.

– Что вы имеете в виду? – Анненков высокомерно вздернул подбородок.

– Что я имею в виду? А вот все это свинство с предложением руки и сердца!

– О планах барона я узнал вчера. – Анненков старался держаться уверенно, но голос подрагивал и подламывался.

– Ты знал?! – в один голос вскрикнули Лиховский и Каракоев.

– Да, знал! Но не имел понятия, когда …

– Почему же молчал? – Если бы у Каракоева был револьвер, он бы уже ни о чем Анненкова не спрашивал.

– И что бы вы сделали?

– Что … Что бы мы сделали?! – взвился Лиховский. – Да сбежали бы или убили бы барона!

– Вот именно! Потому и не сказал! Вы бы всех нас угробили!

– Ты уже принимаешь решения за всех? – кипел Каракоев.

– Я принимаю решения за себя!

Бреннер схватил Анненкова за грудки, притиснул к стене.

– Из-за тебя, самодовольный ты болван, барон завтра женится на наших девочках!

– Завтра свадьбы не будет, – сказал Анненков.

– Откуда ты знаешь? – подошел Каракоев.

– Я принял меры.

– Меры?! Какие меры?!

– Это мое дело. Свадьбы не будет, не должно быть. Скоро нам сообщат об этом.

Бывшие друзья надвинулись на Анненкова, притиснутого к стене.

– Какие меры, Лёня? – сказал Лиховский. – Я убью тебя, если барон женится на Тане.

Анненков прорвался сквозь кольцо блокады, лег в дальнем углу на циновку и закрыл глаза.

Вскоре он заснул, будто сознание потерял. Провалился куда-то и на глубине задохнулся. Что-то навалилось на него, сковало руки и ноги неподъемным грузом. Воздуха не стало, он силился открыть глаза, но и веки словно склеились. Он умирал в безвоздушной глухой шахте, придавленный тяжестью геологических пластов …