ОТМА. Спасение Романовых

Впереди за деревьями замаячила громада Замка на Пруду. Но и по мосту через пруд уже бежали навстречу стражи с собаками. Анненков с ходу перемахнул через парапет и ухнул с высоты двух саженей в воду, которая сначала поглотила его, а потом вытолкнула и поставила на ноги. Он стоял по пояс в воде, а над парапетом уже выросли гривастые львиные морды мастифов. Кажется, они готовы были броситься в пруд, но нет – стояли, опершись передними лапами о парапет, и смотрели вниз, как зрители с галерки.

Собаки и стражники метались по берегу, кричали и лаяли, дымили факелами, но в воду лезть не торопились. Анненков стоял посреди пруда перед Замком с темными окнами.

– Настя! – закричал он. – Настя! Настя!

Собаки ухали утробно, оглушительно, будто осадные орудия. Воины загомонили громче. Анненков многих узнавал. Заметил и начальника стражи, с которым несколько раз встречался по вопросам охраны государя. Если бы Анненкова не знали здесь в лицо, вероятно, уже застрелили бы.

– Настя! Таня!

Собаки бесновались.

– Ольга! Маша!

Стражники смеялись и обменивались впечатлениями.

– Ваше величество!

Анненкову почудилось какое-то движение за темными окнами. Они были там, но не хотели его видеть.

– Отма-а-а-а! Отма-а-а-а!

Мерцание факелов отражалось в воде. Он словно застрял в раскаленной лаве.

– Отма-а-а-а! Отма-а-а-а! – Как заклинание. – Это ошибка! Государь, нельзя завтра ехать!

Стражи громко совещались, как бы так вытащить безумца из воды, чтобы не замочить ног. На мосту показался толмач Юмжегин.

– Господин Анненков, вам следует уйти, – сказал он.

– Я хочу видеть государя!

Толмач покачал головой.

– Отма-а-а-а! Отма-а-а-а! – кричал Анненков. – Государь, для кого эта жертва?!

В своей комнате Анастасия стояла у окна и с верхнего этажа смотрела на фигурку, кричавшую в луже. Выбежала в залу, где в темноте отсвечивала золотом двухметровая статуя сидящего Будды. Дверь в покои Николая была открыта. Настя увидела отца, стоящего на коленях. По стенам плясали отблески пламени, отраженные водой.

– Господи, спаси и помилуй … да минует меня чаша сия, да минует меня… – услышала Настя.

Анненков кричал:

– Во имя чего жертва? Бреннер сумасшедший! Демон! Сатанист! Не верьте ему!

– Да минует меня … минует … минует, – молился царь.

Настя плакала под яростным взглядом Будды. Из своих комнат показались Ольга, Татьяна и Мария, встали в дверях, смотрели на Анастасию. Она вернулась к себе, легла и накрыла голову подушкой.

Анненков закашлялся. Кричать больше не мог и что делать – не знал. Стражники тоже утомились и замолчали. С мостика на Анненкова смотрел толмач.

– Леонид Петрович, пойдемте, – сказал он печально. – Государь велел мне проводить вас домой.

23 мая 1937 года Москва. ЦПКиО имени Горького

Она закрывает тетрадь.

– Дочитала? – спрашивает он.

– Сцена в горах последняя?

Он кивает.

– Значит, ты их не спас …

Он пожимает плечами.

– Я не знаю.

Он сидит со стаканом вина у двери, открытой в ночной Нескучный сад.

– Не спас … Поэтому меня спасаешь?

За дверью листва зеленеет лишь в прямоугольнике света, а за его границей слипается черными комьями. В парке смолкла музыка, и можно слышать невидимых сверчков.

Она сидит на кровати с закрытой тетрадью на коленях.

– Ты говорил, не пьешь, а второй день не просыхаешь.

– С тобой вошел во вкус.

– Ты их не спас … А меня?

– Что?

– У тебя не написано, что случилось со мной.

Она листает тетрадь, находит нужную страницу, читает вслух:

«…Еще пара заборов с разбегу – и я во дворе Шагаева перед его горящим домом. И – мимо, мимо … вижу дверь в избу, и она уже занимается огнем … у крыльца вижу мертвую собаку, а дальше … сын Шагаева. Сабельный удар почти отделил голову от тела, и она лежит, свернутая на сторону …»

Ее голос пресекается сдавленно. Он оглядывается: она плачет.

– Прости, – говорит он.

Она глубоко вздыхает и снова читает, совладав с голосом:

«…я уже у забора …. Над крышей рвется пламя, и дым стелется над землей, и в окнах дым и пламя … А в конце улицы в дыму я снова вижу их – Машу и двух казаков, всего двух. Всего два выстрела … И я оставляю дом за спиной, с маузером в руке бегу за ними через кусты и сухой бурьян».

Она закрывает тетрадь. Сглатывает слезы. Говорит, стараясь не сорваться.

– Андрей и собака убиты. Собаку звали Буян – я помню. А где же я? Что со мной? Ты меня не видел?

Он молчит.

– Ты видел меня? Ты ведь не обо всем пишешь? Я заметила! Ты, наверно, много чего пропустил!

– Это все придумано.

– Почему же так придумано, что папа и Андрей убиты, а я нет? Где я?

– Я не знаю …