ОТМА. Спасение Романовых

– Еще я виновата перед тобой, перед всеми. Так виновата! Это я проговорилась Барону о том свидании, когда убили Павлика. Нечаянно. Сказала, что завтра мне будет одиноко, когда все соберутся. Он догадался. А я только вчера поняла, что это я … Раньше мне и в голову не приходило! Прости меня …

– Оленька, дорогая, о чем ты? Он и сам мог догадаться – просто догадаться, что они придут. Ты слышишь, вам нельзя ехать без меня!

– Прости меня, прости!

Она обняла меня коротко, подхватила туфли и побежала через мостик, босая, тонкая. Не было сил ее окликнуть …

Татьяну я нашел на поле для крокета. В одиночестве она стукала молоточком по деревянному шару. Увидев меня, вытянулась в струнку, расправила плечи, словно балерина у станка.

– Зачем вы едете? – налетел я, не уняв дыхания.

– Так решил папа́ …

– Почему мы прощаемся?

– В горах, бывает, сходят лавины, если ты помнишь.

– Все что-то знают, кроме меня.

– А ты привык быть в центре …

Она наклонилась и тюкнула молоточком по шару. Снова встала в третью позицию и посмотрела на меня, оценивая.

– Ты такой смелый, добрый, удачливый, высокий и статный … И улыбка …

Иронии почти не слышалось. Почти. Но капелька душистого яда все же присутствовала в этом букете – без нее Таня не была бы Татьяной.

– Но я не люблю тебя, – закончила она с сожалением.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Сейчас или никогда.

– Почему – сейчас? Почему – никогда?

– Я бы любила тебя, правда, но так вот тебе не повезло, потому что был Павлик. Такая незадача. Я знаю, тебе нужно, чтобы все тебя любили. Все, а тут я … Потому что был Павлик.

– Ты тоже видишь его, как Бреннер? – не удержался я.

Но она не слушала, ей надо было высказать свое.

– Ты хороший, хороший. Я хотела бы любить тебя … Но ты … как Барон – все скачешь, скачешь, и душа у тебя баронская.

Она говорила проникновенно. Так говорят спьяну или с немыслимого горя.

– Я бы любила тебя. Потому что кого же и любить? Нет никого! И никогда не будет.

– Таня …

– Не скажу, что люблю тебя. Прощай.

Я не поверил бы в ее любовь, а той нелюбви, что я слышал в ее голосе, мне уже хватало для счастья.

– Так мы прощаемся?!.

– Маму так хочется увидеть и Бэби …

Она обняла меня и тут же отстранилась:

– Иди. Маша там, на клумбе … Иди!

Не мог я идти. Я будто прирос.

– Да уйди же ты!

Я сделал шаг назад, а то она стукнула бы меня молотком. И еще шаг назад, и еще. Отвернулся и пошел. Она же вернется, и вся ее нелюбовь будет моей.

Маша копалась в земле, сидя на корточках. И подол белого платья уже извозила.

С первых дней жизни в Драгоценном саду Маша сажала цветы с каким-то радостным остервенением, и они произрастали буйно, с библейской силой и неукротимостью.

– Маша, зачем вы едете?

Маша поднялась и отряхнула руки, но они все равно были в земле.

– Папа́ сказал, так надо.

– Почему он меня не берет?

– Тебе не надо, братик.

– Почему мне не надо?

И она тоже меня не слушала, торопилась сказать о своем важном.

– Меня никто не любил. Никто, кроме тебя. Ты мой единственный роман, братик.

– А румынский принц?

Маша печально качнула головой.

– Принц? Он ко мне от Ольги бросился, когда она отказала. Да мне с ним и поговорить не дали. Я в жизни только тебя целовала.

– Почему ты говоришь мне это сейчас?

Она покачала головой, посмотрела на свои грязные руки и платье. И снова на меня внимательно.

– Будь счастлив, братик!

Прижалась ко мне, но не обняла, потому что руки были испачканы. И я ее не обнял почему-то. Мы постояли, прижавшись. Я увидел Настю, бегущую к нам в высокой траве.

– Не хватило ей терпения дождаться своей очереди, – сказала Маша.

Она отстранилась и ушла, оставив возле клумбы саженцы и лопату.

Настя налетела и повисла на мне.

– Леонидик, милый, я не могу больше! Не хочу ехать в горы!

– Ты боишься?

Она торопливо закивала:

– Там что-то случится.

– Что?

– Не знаю! Мы едем верхом, без охраны, с одним только проводником! Даже наш толмач не едет!

– Почему Государь меня не берет?

– Он говорит, это только наше семейное дело.

У меня словно что-то взорвалось в мозгу – ослепительная вспышка, от которой бросило в жар.

– Далай-лама что-то обещал Государю?

– Далай-лама? – Настя удивилась.

– Он обещал Государю, что вы увидите Государыню и Алексея?

Настя посмотрела на меня потрясенно, перекрестилась и затрясла головой.

– Папа́ не говорил ничего такого.

Но я видел, что эта мысль ее тоже посещала. Она заговорила горячо:

– Прошу тебя, давай уедем – мы с тобой, вдвоем! Далеко! Совсем!

Этого я никак не ожидал.

– А как же Государь? Сестры?

Она села под деревом.

– Я люблю папа́, люблю Сестер. Я так скучаю по маме и Бэби. Я так хотела бы их увидеть! Хоть на секунду … Но я больше не могу. Я хочу жить своей жизнью! Нашей жизнью с тобой!

Она плакала. Я сел рядом, обнял за плечи.

– Как ты это себе представляешь?

– Папа́ назначил выезд на рассвете. А мы с тобой уедем ночью. Я уже договорилась с одним стражником. Он откроет нам секретную калитку.

– Как ты его уговорила?

– Подкупила. У меня есть собственные средства, украшения. Я их возьму с собой.

– И куда ты думаешь ехать?