ОТМА. Спасение Романовых

– Евгений Сергеич, вы ведь хорошо знали Распутина. Это он?

– Это не может быть он, потому что я сам обследовал его тело в мертвецкой. Государь не доверял официальному следствию и попросил меня лично освидетельствовать труп Распутина. Но … сейчас, когда я смотрю на него, я… – Доктор покачал головой с недоумением. – …Я вижу, что это он … иногда …

– Иногда?

– Честно говоря, довольно часто … Но ведь этого не может быть?

Доктор спрашивал меня. Меня! Я ответил вопросом на вопрос:

– Как вы объясните, что Алексей пошел на поправку?

– Так же, как и раньше. К медицине это не имеет отношения. Это сила внушения, психологический эффект, вызывающий ремиссию – временное улучшение. Но оно скоро пройдет и приведет к еще более острому течению болезни. Это всегда так было. Распутин приходил во дворец и снимал боль, останавливал кровотечение, но скоро Алексею становилось еще хуже, чем было, и этим уже должен был заниматься я.

– Кто бы ни был этот Распутин, он ведет нас на погибель. Его нужно остановить, – сказал я.

– Согласен. Я уже говорил Бреннеру, что в этом деле вы можете на меня рассчитывать. Но пока Алексею легче, Государь и Государыня не внемлют никаким доводам.

Я услышал тихий шорох. Оглянулся и увидел спину Распутина, уходящего во тьму. На плече у него болталась котомка …

На следующий день вечером впервые после поезда ужинали раздельно: Семья – в своем чуме, и доктор с ними, а трое слуг и четверо офицеров – у костра.

Ели в молчании. Разумеется, никто не подавал виду, что это разделение на два стола что-то значит. Так ведь и должно быть при дворе. Я смотрел на лица товарищей, невозмутимо жующих. Они, конечно, чувствовали то же, что и я: нас, офицеров, окончательно перевели в разряд слуг. В наказание за недоверие к Распутину?

С ночи он не появлялся. Государь несколько раз выходил к нам, выражал беспокойство. Государыни с тех пор, как она вошла в чум, никто из нас так и не видел.

Но тут к костру вышел доктор, а потом и Царевны – все четыре. Сразу стало веселее.

После ужина вышел и Государь.

– Господа, где же наш Странник?

– Последний раз я видел его прошлой ночью. Ушел в лес, – доложил я.

– Странно все это, господа, – сказал Государь и обвел нас четверых испытующим взглядом, будто подозревал в чем-то.

Из чума вышла Государыня. Демидова и Трупп бросились поддержать ее под руки. В свете костра было заметно, что она нездорова гораздо более, чем обычно. Голос ее дрожал не то от слабости, не то от возмущения.

– Господа, пропал человек! Может быть, он лежит где-то со сломанной ногой без помощи. А вы сидите здесь … Стыдитесь, господа!

– Аликс, прошу тебя, – сказал Государь по-английски.

– Утром необходимо начать поиски, – настаивала Государыня.

– Будет исполнено, Ваше Величество! Сделаем все, что в наших силах. Мобилизуем тунгусов, прочешем окрестности, – сказал Бреннер.

– Пожалуйста, капитан. Надеюсь на вас.

Раньше Государыня надеялась на меня.

– Ваше Величество, Старец не первый раз уходит и возвращается. Позвольте допросить его, – сказал я, обращаясь к Государыне.

Бреннер нахмурился – я нарушил субординацию. А Государыня даже не взглянула на меня, будто и не слышала. Все это заметили. Конечно, Старец наябедничал. Сволочь!

Александра Федоровна удалилась в чум в сопровождении горничной, опираясь на руку лакея. Государь последовал за ней. Принцессы щебетали в четыре голоса, товарищи мои смеялись вместе с ними, а я не хотел ничего слышать, не мог говорить. У меня отобрали драгоценность – Ее доверие.

– Что с вами? – тихо спросила Настя.

– Ничего, все в порядке, – сказал я.

– Нет, не в порядке. Я же вижу.

– Оставьте! – Это прозвучало грубо.

Настя обиженно вздернула носик.

В ту минуту я не мог думать ни о Насте, ни о ком другом. Видел только измученно лицо Ее Величества, потухшие глаза. Да ведь она врагом меня считает! Я должен объясниться, но как? Она не выходит из чума. Через Настю попросить аудиенции? Нет, я ей только что нагрубил. Лучше через Татьяну.

– Татьяна Николавна, позвольте на два слова! – сказал я негромко, стараясь не привлекать внимания остальных.

Татьяна кивнула отчужденно и холодно – я заговорил с ней первый раз после нашей пикировки у реки. Жестом предложил ей отойти в сторону под ревнивыми взглядами Насти и Лиховского.

– Мне необходимо объясниться с Государыней.

– Объясниться?

– Не могли бы вы вызвать ее на пару слов.

– Сейчас?

Тут только я понял, как все это будет выглядеть: ночь, костер, Ее Величество выходит ко мне, и мы с ней шепчемся под сосной. Кажется, я совсем свихнулся.

– Да, вы правы. Теперь поздно, но, может, вы передадите ей записку… – пробормотал я.

– Какую записку? – Татьяна совсем растерялась.

Снова я сморозил глупость. Записка, переданная Государыне в темном чуме, где ее и прочесть-то невозможно, выглядела бы верхом нелепости. Притом еще, что у меня не было под рукой карандаша и бумаги. Желание немедленно вернуть Ее доверие, Ее взгляд, ищущий опоры во мне, было так велико, что мне не пришло в голову просто дождаться утра.

– Извините, лучше я поговорю с ней завтра.