Надежды правда было мало. Как я мог? Попался, как последний дурак. Что будет с Семьей из-за моей глупой смерти … Нет! Мне нельзя умирать!
– Дурак, мы же просто сожжем тебя. – Это был ее голос, Рыси.
– Сожжете? Четыре тысячи верст вы тащились до этой часовни, чтобы просто сжечь ее?
Они помолчали. И снова ее голос:
– Часовня, сожженная вместе с тобой и тунгусом, нас вполне устроит.
Я засмеялся – громко, так, чтобы они слышали:
– Нет, не устроит! Не для того вы здесь, чтобы сжечь меня!
Они не торопились, время работало на них, а нам дожидаться ночи не было никакого резона. Надо было их как-то спровоцировать.
Я положил карабин цевьем на высокий порог и выдвинул ствол вперед, наружу. Оба револьвера были у меня за поясом. Я вытащил один и положил на пол под правую руку. У меня был план на случай, если кто-то подберется к двери вдоль стены.
– Ну что вы там? Патроны бережете? – крикнул я.
Хлопнула винтовка, и пуля ударила в бревенчатую стену. Я тут же выстрелил в ответ на пороховой дымок в кустах. Оттуда послышался сдавленный стон. Пули защелкали по бревнам. Летели щепки. Я вжался в пол, укрывшись за высоким порогом, сделанным из цельного дубового чурбака … Снова все стихло. Я не шевелился, надеясь, что меня сочтут убитым, покажутся и я смогу подстрелить еще одного. Так мы и сидели – кто кого пересидит. Тыманча громко стонал.
– Эй! Вас уже трое? – крикнул я.
Молчание.
– Плохо стреляете! Вы из какого университета? Из Петроградского?
Молчание.
– Профессура! В душу вашу мать! Я два года воюю! Георгиевский крест второй степени! Я вас закопаю!
Тишина.
– Ни хрена у вас не выйдет, – кричал я. – Вы их не получите. Они уже идут на юг, к Транссибу. А ваш Распутин гниет в болоте.
– Врешь! – Это был мужской голос, взрослый, наверно Кучера.
– Я сам его утопил!
– Врешь! Кишка у тебя тонка! – Тот же голос.
– А что – она уже говорить не может?
Промолчали.
– Я пристрелил ее?
– Не дождешься! – Это была Рысь.
– Ведьма!
Тишина.
– У меня здесь мешок провизии и две фляги воды! Несколько дней продержусь. А они уходят! Вам их уже не догнать!
У меня была фляга воды, восемнадцать патронов к карабину и двенадцать в двух наганах.
– Эй! Вы же образованный человек, я слышу, – вдруг перешла Рысь на «вы». – Зачем вы им служите? Их век окончен! Неужели вы не понимаете? Оставьте нам тунгуса и уходите! Мы вас не тронем!
– Черта с два!
– А хотите, давайте к нам! Я вижу, вы смелый человек! Такие нам нужны!
Что это она так разошлась? Зубы заговаривает. Я собрался, сжал рукоять револьвера.
– Вы служите слабому тирану, ложному кумиру! – взывала Рысь.
– А вы кому служите? Сатане?
– Ну, это в двух словах не расскажешь! Идите к нам! Вы не представляете, какой мир вам откроется, какую силу вы обретете!
И вот оно – я услышал шорох слева за стеной. Тут же перед моим лицом появилась нога и наступила на ствол моего карабина. Темный силуэт возник в дверном проеме. Поднимаясь с пола, я левой рукой отбил вверх ствол его карабина, правой поднял лежавший рядом револьвер. Он ударил меня коленом в лоб, но это ему уже не помогло – я выстрелил три раза ему в живот. В упор. Я встал в полный рост и видел его лицо прямо перед собой. Это был Борода. Он открыл рот, удивленно глянул вниз на мой револьвер, повалился на меня, опрокинул на спину и придавил всем своим весом. В глазах у меня потемнело, дыхание перехватило. Револьвер улетел куда-то. «Вот и все, – подумал я, – наверняка Кучер уже бежит сюда, он уже у двери, а я придавлен …»
Дикий вопль, выстрел из карабина рядом … Спихнув с себя Бороду, я увидел, что Тыманча распластался с моим карабином у двери и целится наружу, а за порогом лежит еще одно тело – Кучер.
– Молодец, друг!
Я снова лег у двери и забрал карабин у Тыманчи. Он отодвинулся в сторону, задрожал и, кажется, отключился. Этот выстрел дорого ему дался.
– Эй! Где ты, ведьма?
Тишина.
– Осталась одна?! Выходи с поднятыми руками!
Хруст веток в кустах. Побежала! С карабином я выскочил из часовни. Это было рискованно, можно было нарваться на пулю, но она не стреляла. Я бежал вдоль кромки кустарника – там стремительно трещали ветки. Внезапно увидел: она уже была в седле. Скакала к лесу в высокой траве. Я целился в лошадь. Выстрел – промах … Выстрел …
Она сидела на коленях. Подумала, что я целюсь в нее, и зажмурилась. Я выстрелил в голову лошади, еще дрыгавшей ногами.
Рысь открыла глаза. Теперь я видел ее близко, и это точно была она, та барышня с собрания монархистов: волосы растрепаны, держит правую сломанную руку левой рукой.
– Оружие?
Она помотала головой. Я обыскал ее. Ничего.
– Как вы узнали, где Государь?
– Вы все равно не поверите …
– Говорите, как вы узнали?!
– Это он, Демон.
– Распутин?
– Что? А … да, он похож, если хочет …
Ее трясло.
– Как он узнал?
Она баюкала руку, тонкая, жалкая. Что же мне с ней делать, подумал я мельком. Я еще не убивал женщин. Она дрожала и торопилась все рассказать:
– Мы были в Екатеринбурге, наблюдали за Ипатьевским домом. В ночь с шестнадцатого на семнадцатое там была стрельба. Мы думали, что опоздали, большевики совершили ритуал …
– Ритуал?