Моцарт: Соната для двух фортепиано, слушала 2 дек. 1961 в 8 ч. вечера.
Наконец-то более развернута запись о музыкальном произведении, о Моцарте: «2 дек. 1961 в 8 ч. вечера». Вторник ли, четверг? Знаток Ахматовой сразу увидит связь с ее поэзией: Я сошла с ума, о мальчик странный,/ В понедельник, в 3 часа, или Я пришла к поэту в гости./ Ровно в полдень, в воскресенье.
Слушаю: Моцарт. Конц<ерт> la-maj для скрипки с оркестром. (Летопись. Стр. 526.)
Если она записывает все, что слушает — а регистрационный характер записи говорит именно об этом, — то музыки слушает она немного. Тональность называет по-французски — наверно, имеет в своем распоряжении для слушания французскую пластинку (по-французски партитуры расписывают только французы разве что иногда — партитуры французских композиторов, чтобы подчеркнуть их национальную принадлежность. Весь остальной мир, кроме было введших в моду немецкий язык немецких же романтиков — пользуется для записи музыки Моцарта итальянским, как и сам автор). Переписывая этикетку на пластинке, Анна Андреевна сократила по своему разумению правильное название произведения. Правильно — Концерт № 5 для скрипки с оркестром ля-мажор. И самое корректное — написать № по Кехелю, раз уж больше о Моцарте поэту сказать нечего.
В записных книжках А. А. нет записей о музыке, которую она бы услышала случайно, когда не знала, что это за произведение, но звуки ее потрясли. Ведь она же часто слушала музыку по радио — случайно услышала Вишневскую — разве не могло случиться, что услышанная музыка, при всей необъятной музыкальной эрудиции Анны Андреевны, была бы все-таки ей неизвестной — вот услышала, понравилось — а что это было? Как жаль, что не знаю… Нет, если Анна Андреевна что-то слышит, то непременно знает — ми-минор это или ля-мажор было. И уж конечно — кто играет. Музыка, которая не прописана в программе теле- и радиопередач, для нее не существует. Да и рискованное это дело, можно попасть впросак — похвалить за глубину или «страшность» какую-то пьесу — «Это сам сатана!» или что-то в этом роде, — а окажется какой-нибудь Лятошинский.
Из дневника: А сейчас слушаю Шотландскую симфонию Мендельсона, где мелькает образ той же несчастной королевы. (А. Ахматова. Т. 5. Стр. 327.)
Все верно, он мелькает во всем шотландском, если о нем надо сказать многозначительно.
III соната Прокофьева. (А. Ахматова. Т. 6. 291–340.)
Нумерацию сонат также ведут «простыми», арабскими цифрами.
…в программе воспоминаний B. C. Срезневской об Ахматовой значится: «Мраморный дворец. <…> Белые ночи и Бетховен». Из Примечаний.
«Воспоминания», как известно, надиктованы Анной Андреевной. Отдельные, самые эффектные куски написаны рукой Ахматовой, как бесстрастно отмечают комментаторы — «от имени Срезневской».* * *
Музыкой полна жизнь.
В вошедшем в стихоряд транзисторе тем летом была особая надобность. Купленная Михаилом Ардовым рижская «Спидола» стала для А.А. «наглядным доказательством того, что весь мир пронизан радиоволнами и беззвучия как такового не существует». Я помню, как А.А. произнесла: «Я больше ни одного слова не напишу о тишине» (Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 269).
Мысль какая-то… не для поэта. Для школьника, идущего после уроков домой и на досуге обдумывающего пройденную на физике тему. В голову приходит: вот, весь мир пронизан радиоволнами, я иду между радиоволн, я пробираюсь через них, как в густом лесу… Школьник так класса шестого-седьмого.