ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

расширить на счет Польши Оттоманскую Империю, и готовился к походу в небывалых

размерах.

Но не одни запорожские козаки возбуждали Турок против Польши. У подольских,

брацлавских и червоннорусских панов завелось издавна свое домашнее козачество,

отличавшееся от запорожского только тем, что содержалось па счет панских, а не

королевских имений. Образчик такого козачесгва видели мы в дружине Наливайка,

служившей князю Острожскому и йотом присоединившейся к запорожцам.

Пограничные наны малорусского Юга были мельче, но воинственнее князя

Василия: они гетмаиили сами своими козаками, большею частью шляхтичами, и

Нододия относительно польскорусских южных окраин была то самое, что была

Киевщина относительно польскорусских восточных. Ее даже на сейме называли

вооруженным шанцем.

Совершенно справедливо говорит один из польских историков: что в этой

пограничной области Речи Посполитої! столько было гетманов, сколько старост,

сколько поселившихся здесь коронных панов, сколько военных гениев. Много панских

имен вписано в хронику мелких и крупных битв, которыми сдерживался напор

азиатчины на Европу. Эти битвы имели характер самозащиты и потому не нарушали

мира с Турцией; но Молдавское Господарство, колебавшееся, в своем вассальстве,

между турецким султаном и польским королем, вызывало походы козакующей шляхты

со времен Сигизмунда Августа.

Князь Димитрий Вишневецкий, погубивший себя одним из таких походов (1564),

показывает нам, как много было общего между рыцарством днестровским и

днепровским. Ходить за Днестр на разорение турецких городов и татарских уймаков,

— было в обычае, как у днестровских, так и у днепровских Козаков не только в эпоху

Жовковского, но и в последовавшее за нею время.

После Московских походов, днепровские козаки пристрастились к морскому

гостеванью, к „верстанью добычного пути" до Черному морю, и правда, что

возбуждали Турок на войну с Польшею. Но в то самое время, когда горел Синоп и

падала руиной Кафа, князья Корецкие и паны Потоцкие, с козаками днепровскими,

вторгались, вопреки мирным договорам, в так называемую Волощину, и король

Сигизмунд III давал им на то свое тайное доз-

.

125

воление, совершенно так, как это делал он относительно панов, провожавших

названного Димитрия в Московию. Он следовал правилу: чего нельзя воспретить, то

надобно дозволить, а смысл этого правила был тот, что, в случае успеха предприятия,

правительство могло им воспользоваться, в случае же неудачи, нарушение мира можно

было взвалить на людей своевольных.

Зная это и даже служа посредником в сообщении королевской воли вельможным

пограничникам, предводитель козацкой коммиссии не мог обращаться с днепровскими

добычниками, в виду козачества днестровского, ни слишком сурово, ни слишком

требовательно. Они же притом сослужили службу польскому оружию в тяжкое для

Москвы время внутренних смут, и не дальше как в прошлом 1618 году помогли

королевичу Владиславу примежевать к Польше Смоленск и часть Северщииы. В

предстоявшем отражении Турок надобно было опять на них рассчитывать. И таким

образом коммиссия, долженствовавшая погасить страшный домашний огонь, в искрах,

только присыпала искры пеплом.

Но козаки были недовольны панами. Еще до столкновения с землевладельцами под

предводительством Косипского и Наливайка, еще до 1590 года, когда правительство

заявило свою решимость не терпеть козацких вторжений в соседния государства,

козацких разбоев и грабежей над купеческими караванами, козацкого покровительства

злодеям и государственным преступникам, запорожцы называли панов

неблагодарными.

С кочевой точки зрения, они были нравы. Пограничные паны в начале были не чтб

иное, как мелкие и крупные козацкие вожаки, и в панской среде было много таких,

которые посвящали себя войне с неверными „на вечную память козацкого имени“.

Польскочешский геральдик XYI века говорит о них, точно о религиозных

подвижниках, которые „презрели богатство и возлюбили славу защиты границ.

Оставив земные блага (пишет он), претерпевая голод и жажду, стояли они, как

мужественные львы, и жаждали только кровавой беседы с неверными".

Потомки рыцарей, внушивших Папроцкому красноречивое сравнение, явились в

эпоху московских смут предводителями разбойников, но, воспитанные в одних боях и

набегах, не сознавали себя ниже предков, а заслуги их перед королем и Речью

Посполитою были между тем очевидны.

В результате опустошительного козацкого промысла получались такия события, как

занятие московской столицы польским войскомъ

126

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЫШИ.

и нримежевание к Польше московских областей. В награду за это паны предлагали

тысяче Козаков по червонцу да по поставу каразии на человека, и повелевали им

выписать из козацкого реестра всех ремесленников и торговцев, состоявших в

помещичьем подданстве или у самого короля с его старостами да державцями, или у

королям, как называли козаки товарищей его правительственной власти.

Исполнив это повеление, козаки поставили бы себя в невозможность продолжать

промысел, который обеспечивал их насущные потребности, и по-неволе должны были