а 1618 год не возвысил составившагося тогда о них понятия.
Тем не менее, однакож, Москва должна была иметь в виду, что Запорожское Войско
состояло преимущественно из людей православных, были ли то беглецы северно-
русских, или же южнорусских украин, была ли то дворянская молодежь, или же была
то кабацкая голь всех племен и состояний. Днепровские козаки, со времен героя
Данила Адашева, часто избирали своими атаманами людей происхождения
московского, и в свите атамана Одинца могли находиться такие люди. Во всяком случае
царским советникам следовало предполагать, что запорожское товарищество относится
не совсем равнодушно к событиям унии, которая православные церкви и монастыри
передавала в руки папистов. Поэтому, похвалив Козаков за то, что они ищут царской
милости, думные дьяки спросили Одинца и его товарищей: нет ли^от польского короля
какого посягательства на их веру?
Вопрос этот был возбужден дошедшими до Москвы слухами, что польский король
примирился с турецким султаном. В Москве знали, что Сигизмунд III состоит в дружбе
с немецким императором Фердинандом II, великим поклонником римского папы, и что
Фердинанд начал теснить у себя иноверцев. Поэтому думали: не находится ли в связи с
налавтеюся в Чехии религиозною
.
129
войною окончательное подавление православия в Полыпе? Но козаки отвечали, что
„про цесаря и про папу ничего им неведомо, и от них тот край отдален, а посяганья на
них от польского короля никоторого не бывало*.
Такой ответ должен был поразить думных дьяков Посольского Приказа, то есть
членов тогдашнего министерства иностранных дел. Им было известно, что по смерти
отступника Михаила Рогозы киевским митрополитом сделан Ипатий Потей; что по
смерти Потея митрополия, с приписанными к ней имуществами, предоставлена такому
же унияту, Иосифу Велямину Рутскому, и что при этом митрополите, Полотской
архиепископии, обрезанной в пользу иезуитов еще Стефаном Баторием, грозило
окончательное совращение в унию. Недавняя уступка ИИолыие Смоленска сделала
Москву больше прежнего чувствительною к успехам папизма на древней русской
почве.
С своей стороны паписты направляли все усилия свои преимущественно к тому,
чтобы на границах Польши с Московским Царством поставить крепкие устои
завоевательной римской церкви. С этою целью для киевской митрополии был воспитан
специально в Риме сын московского подданного Веля мина, взятого пленником в 1578
году, под рекою Улою, и поселенного в Литве на правах шляхтича, а для полотской
архиепископии образован местными средствами иезуитов сын новоград-волынского
мещанина, Иосафат Кунцевич.
Превращение православия в униятство велось чрез посредство этих агентов двумя
различными, но параллельно идущими путями. Рутский, пребывая на Волыни, в
Червонной Руси и в Киевщине, привлекал к унии основанием народных школ,
образованием трезвых и набожных монахов базилиян, дружеским общением с
православными и кроткою проповедью домашнего благоустройства. Этим он
уничижал, в глазах порядочных шляхтичей и мещан, невежественную и запальчивую
толпу православных монахов и попов, заключавшую в своем составе чрезвычайно мало
людей, не то что благовоспитанных, но хотя бы чуждых общему на пограничьях пороку
пьянства.
Напротив Кунцевич апостольствовал в Белоруссии посредством казуистического
принуждения к перемене веры. Иезуиты поддерживали при дворе его казуистику и
подавали королю к подписанию мандаты против мещан, сопротивлявшихся введению
унии, как против нарушителей общественного спокойствия. С ним было страшно
17
130
.
состязаться на суде и мирянам, и духовенству. Всюду имел он благоприятелей,
задобренных, или же фанатизованных иезуитами. Искусно и вместе дерзостно
„подводил ОБ под криминалъ^ непослушных своим распоряжениям, по внешности
законным. Даже православная проповедь, утверждавшая народ в религии предков,
истолковывалась им, как поджиганье черни к мятежу. Искренно веруя в святость
римского папы, как Христова наместника и главы церкви, он, как бы в подражание
политике немецкого императора, домогался изгнания из государства всех отвергающих
единство двух церквей.
Ни православная, пи союзная с нею протестантская ипляхта не смела тягаться с
Кунцевичем за церковные имущества. Правда, земские послы вопияли на сеймах, что
приходские церкви противившихся унии мещан стояли запечатанными; что изгнанные
из приходов священники скитаются в нищенстве; что православное богослужение
отправляется в шалашах; что и самые шалаши подвергаются разрушению от униятов;
что городской народ, разлученный с приходскими священниками, собирается для
общественной молитвы под открытым небом в поле; что православным мещанам
запрещают рыть могилы рядом с могилами предков; что погребенных по
православному, без униятского священника, выбрасывают из гробов; что многие, из-за
гонений на православный обряд, остаются некрещенными, и вступают в брачное
сожительство без церковного благословения. Но королевская партия отделывалась —
то отсрочками, то обещаниями, то публикациею сеймовых постановлений, которые по-
старому оставались мертвою буквою, а православная церковь между тем пустела и
уничтожалась.