ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

135

атаман-предводитель, каким был Сагайдачный. Он это знал. Знали это и

королевские агенты, трудившиеся в Украине над вербовкою Запорожского Войска.

Когда им было объявлено, что козаки не пойдут на Турок, если мандаты против новых

архиереев не будут отменены, король нашелся вынужденным сделать попятный шаг в

церковной унии, которая была его гордостью, его любимою мечтою.

Так уцелела киевская митрополия, противозаконная в глазах правительства и не

поддержанная ниодним польскорусским магнатом, хотя многие великие паны

исповедывали еще православную веру. Только глава протестантов, князь Христофор

Радивил, сын Христофора, прозванного Перуном, по фамильной политике своей,

оказал покровительство новому киевскому митрополиту, Иову Борецкому,—и

замечательно, что Иов Борецкий, в письмах к Радивилу, называет его заступничество

таким подвигом, который „достоин памяти всех грядущих вековъ*.

Но положение православной иерархии в Малороссии было крайне

затруднительным. Даже те малорусские паны, которые строили еще монастыри, или

давали их строит под обороной своих привилегий, даже те сеймовые ораторы, которые

в церковных братствах носили звание старших братчиков и старост, отступились от

иерархии, восставшей с очевидною помощью иноземной власти, под козацкою

охраною. Иов Борецкий и его убогие товарищи-архиереи вопияли в Москву, что им

прибегнуть не к кому: что у них нет ни царей, ни князей, ни боляр благочестивых; сто

все бывшие созидатели и благодетели святых церквей отступили от православной

веры: одни превратились в „Ляховъ*, другие в униатов, третьи в еретиков.

И все-таки еретики, то-есть протестанты, представлялись новым иерархам

единственным прибежищем в напастях и гонениях со стороны панств. Сам Иов

Борецкий, молчаливо отвергаемый панами, остававшимися, повидимому, в

благочестии, старшего из двоих сыновей своих, Стефана, поместил при дворе князя

Христофора II Радивила (1629), а младшего, Андрея, послал на службу к царю

Михаилу Федоровичу (1630).

Польско-русские протестанты всё еще не теряли из виду презираемого ими

православия. Политика велела им поддерживать и самих Козаков, как людей,

прикоснувшихся к интересам церкви. До самой смерти Иова Борецкого (1631) не

переставали козацкие вожди обращаться к сыну Христофора Радивила-Пер у на с

просьбами о ходатайстве перед королем.

136

.

Та же самая, но более осмысленная, политика заставляла и Москвичей заботиться о

малорусской церкви со всею её паствою. Благочестивые и вместе дальновидные заботы

этих собирателей Русской Земли, можно сказать, спасли будущность Малороссии.

Убожество и беспомощность нашего высшего духовенства были так велики, что, по

словам нового митрополита, только царские подаяния удерживали его от рассеяния по

свету. В архивных делах того времени сохранилось множество игуменских просьб о

дозволении монастырской братии переселиться в московские пределы. Один из

товарищей Иова Борецкого, по архиерейству Иосиф Курцевич, был даже перемещен

царем на суздальскую архиепископию. Другие просители получали в Москве пособия

деньгами и церковною утварью, причем внушалось им стоять при своей вере до конца.

Царские подаяния не могли быть очень щедрыми, но при убожестве наших церквей

и монастырей, удержавшихся в православии среди латинства, протестантства и унии,

действовали па духовенство ободрительно. Малорусские монастыри, сколько их ни

было, с восстановлением православной митрополии, стали посылать к царю

просителей „милостыни иа церковное строение*. Эти просители были угощаемы в

Москве от царского стола, допускались видеть „пресветлые царские очи*,

удостоивались благословения от царского отца, „святейшего патриарха московского и

всея Руси*, и приносили домой рассказы о Московском Царстве, как о „стране тихой*,

представлявшей резкую противоположность с Королевскою Землею, в которой, по

словам кобзарской думы, не было добра.

Естественно, что Москву стали у нас превозносить по монастырям, как „второй

Иерусалимъ*, а царя уподобляли прекрасному Иосифу, готовому призреть оскудевший

род свой среди благоденственного царства. Наивная пропаганда обобранного униятами

духовенства действовала сильно на умы простонародья, остававшагося вне

политических влияний польской интеллигенции. Теснимые своими соперниками

архиереи не колебались писать в Москву, что „отступники святой восточной веры,

унияты*, действуют за одно с их „царем, гонителем на благочестие*, и что власть этого

царя есть не что иное, как Господне попущение. Еще меньше колебались убогие,

раздраженные противниками монахи и попы внушать прихожанам, что истинный царь

их восседает на московском престоле, а польский король малым чем лучше гонителя и

мучителя Фараона. Благоговение к верховной власти, в которой народ желает видеть

нелицеприятную правду п милость, переносили из Варшавы в Москву. Оставив па-

.

137

нов и униатских иерархов с их надеждами и искательством, устремленными к

центру польскому, православное духовенство и находившиеся под его влиянием миряне

обратили свои неясные покамест упования к центру московскому. Задача будущего