ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

истребленной ими шляхты в виде голодной пустыни, которую собственные их потомки

опять были принуждены обрабатывать панским плугом. Но ото произошло через 120

лет взаимной резни и всевозможных преступлений с обеих сторон. Возвратимся в XVII

век.

Как ни беспомощна была панская республика в виду республики козацкой, но паны,

по наследственной дрессировке своей у иезуитов, продолжали их темное и губительное

дело, воображая свои уловки спасительными. Это видно из их тайных бесед с

питомцем созданного полыцнзною митрополита-магната. бесполезны были для них

уроки, полученные ими в зрелище повсеместного разорения костелов и иезуитских

школ заодно с панскими замками, и крайне вредоносно было вмешательство римского

духовенства между борющихся шляхтичей плуга, землевладельцев, и шляхтичей меча,

Козаков. Не видя проку в руководительстве своих наставников ни среди боевых обозов,

ни в мирных посольствах и переговорах, они тем не менее остались при своих римских

воззренияхъ

,

37В

до конца и по конце политического существования Польши, как добыча ксендзов,

завоеванная многовековыми подвигами ксендзовства и всего, что соединено с этим

словом. Поэтому история смутного времени, порожденного в Речи Посполитой

Польской прежде всего и больше всего римскою политикой, — для нас, пострадавших

от этой политики много, должна быть столь же интересна, как и все то, что мы видим

теперь в остатках польской политической системы.

Когда королевские коммиссары достигли обильной некогда напитками и всяким

угощением Рощи, панская болезнь Адама Киселя усилилась до такой степени* что его

„вносили в пекарню и выносили на саняхъ". В Гоще было тревожно, как и всюду от

Случи до Горыни. За два дня* перед приездом Киселя (3 марта), 5.000 гультаев-

хмельничан вторгнулись перед рассветом в город Острог и „насекли до 400 мещан

(даже Руси) и Жидов, а город ограбили. Из шляхты погибло только двое. Приспевшая

из Межирича надворная хоругвь князя Заславского вытеснила гайдамак из города и

положила на месте до 150 человек. Этот набег сделал по собственной воле Звягельский

полковник, кугтер *) Тиша, ища в Остроге папа Вонсовского, бывшего Звягельского

старосты, подобно тому, как некогда Греикович искал своего врага в Межигорье.

Положение миротворцев сделалось отчаянным. Несмотря на то, что конвойным

жолнерам не вышел еще срок наемной службы, они не хотели остаться при пане

воеводе в Роще, для защиты его убежища от гайдамацких набегов. Очевидно, что дело

козацкое находили они более верным, чем панское. Неизвестно, как уладили свою

оборону коммиссары, но оставленное ими позади еебя зрелище козако-гайдаматчины

ужасало их.

„Вся чернь" (писал Мясковский) „вооружается, полюбив свободу от работ и

податков и не желая на веки иметь панов. Хмельницкий велел вербовать Козаков по

всем городам, местечкам и селам, кормить лошадей, и зазваигше таким образом в

козаки берут, бьют, грабят. Но далеко большая часть простонародья молит Bora о мире

и мести над Хмельницким и своевольниками. (Носится слух, что) Хмельницкий чует

близкую смерть (niedиugo sobie їyж wrуїy). Зарыл в Чигиршие бочек 15 серебра. Там же

у него 130 турецких коней и 24 скрини дорогой одежды.

*) Ktirschncr, скорняк.

374

.

Пилявецкой добычи полна Украина. Больше всего покупает ее Москва в Киеве и по

ярмаркам в других городах. Серебряные тарелки продавались по талеру и дешевле.

Один киевский мещанин купил за 100 талеров такой мешок серебра, что мужик едва

мог нести. Жена полковника Тиши, кушнерка, угощала в Звягле посланцов пана

воеводы на серебре, за богато накрытым столом, и бранила Хмельницкого (иaj№

Chmielnickiemu), что не так великолепно (splendide) живет, „„колиї Бог дав уеёго

много"".. Нашим продавать серебра козаки не хотели. Даже лошадей запретил гетман

продавать намъ".

В силу перемещения богатства и всяких вольностей из панской республики в

козацкую, сотниками гультаев и гайдамаков делались весьма часто шляхтичи, даже с

такими фамилиями, как процветающие в Киевском Полесье доныне Горностаи. О

Хмельницком ходили такие слухи, что хоть бы и хотел он мириться с панами, то не

может: чернь остервенилась до того, что решилась истребить шляхту, или же сама

погибнуть. Татары готовились к новому нашествию, в помощь козакам. К

Хмельницкому являлись они даже пешком из Крыма и Буджаков, и Хмельницкий

снабжал их тотчас лошадьми и оружием. Не только ежемесячно, но и еженедельно

(говорила молва) посылает он послов к хану с зазывом на войну и просит его не давать

свободы ниодному пленнику. „Ты-мол хочешь их выпустить, а я хочу их выгубить, чтоб

ниодного Ляха не было на свете". Даже днестровские побережники, славные в

шляхетских походах против Буджацких Татар, теперь делались „разбойниками", как

уведомляли один другого паны.

Каковы были отношения Хмельницкого с Татарами, и что заставило его

приостановиться с „кончанием Ляховъ", открывает нам следующее письмо его к

первому соправителю хана—султап-галге:

„Ясновельможный, милостивый пан султан-галга крымский, наш милостивый пан и

добродей!

„Доброго здоровья и всяких счастливых помыслов со всем предостошшм