ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

нашей национальности и нашей религиозной совести. Не обращали паны внимапия и

па то, что даже такие между ними, которых паши псевдоисторики величают

святопамятпыми, отправляя своих сыновей в чужие края, папутствовадп их словами:

„Помпи, мой сип, что ты — Полякъ". Каковы би пи были их доблести и права в

собственном сознании, но Малороссия отвергла их еще до козацкнх бунтов устами

лучших людей своих, и теперь им оставалось только завоевать родной свой край у

худших.

Варшавский Лиопим так исчисляет силу стих conquerendos новосозданной

Полыпсто Америки: компутового войска било 1S.000, пехоты 6.000; посполнтое

рушение, отходя, прибавило к ппм несколько способных к походу (wyprnwnych)

хоругвей, заключавших в себе 7.000 человек. В стом войске паходились пани с

собственными дружинами, как-то: князь Иеремия Вишневецкий, воевода русский;

Станислав Потоцкий, воевода подольский; Ляищкоропский, воевода брацлавский;

Щавипский, воевОда брестокуявский; Павел Сопига, воевода витебский;

Одриволъский, кастелян черниговский; Цстнер, кастеляп галицкий; Самуил

Калиновский, обозный коронный; ИТртиемский, генерал артиллерии; Марк Собиский,

Вишневецкие, Даниловичи и другие русские паны; одпих Потоцких было девять

ротмистров, как в Гиме против Вольсков (замечает наивно Аноним) девять Фабиев.

т. ш.

86

2R2

К панам, еще до выступления в поход, приходили о хане и Хмельницком различные

вести. Не обладая козацкою способностью разведыванья, паны проверяли эти вести

другими способами, и так как многое зависело от того, где и как обретаются два

главные беглеца, то свидетелей допрашивали под присягою. Одна шляхтянка из-под

Константинова клялась, что 1 июля, следовательно на другой день после бегства,

видела в Константинове, как вязали Хмельницкого к коню среди народа, и слышала,

как хан кричал на него: -Я пошлю тебя к королю и выкуплю тобою моих мурзъ*.

Другие рассказывали, что коня, к которому привязали Хмельпицкого йогами под

брюхом, гнали нагайками впереди хана до самого ночлега.

Но скоро видели Хмельницкого свободным. В Любартове кормил он лошадей. При

нем было несколько козацких старшин и

2.000

Татар. Старый Хмель спокойно обедал, и с двумя возами, полными

съестных припасов, отправился в дальнейший путь. Говорили еще, что, отъезжая в

Крым, хан оставил Хмельницкому

10.000

Татар, которые должны были кочевать за Умапем, над Синими Водами, с

тем чтобы сохранить за Хмельницким его власть, еслибы его подданные вздумали

бунтовать.

По всем этим слухам, два хана расстались так, как бы между ними ничего не

произошло, а через месяц татарский хан писал к козацкому следующее:

„Приятель мой, запорожский гетман! посылаю вам на помощь брата моего,

нуреддин-султана, Сефер-Казы-агу, Субагазы-агу и других аг и беев со всем войском,

какое нашлось, а в Крыму остаюсь только один. Каковое войско взявши без всякой

гордости на помощь, давайте отпор неприятелю, да прошу, чтобы вы, как до сих пор,

пьянством не занимались, а просили Бога о победе*.

Поляки удивляются уверенности Козацкого Батька в себе после неслыханного

приключения под Берестечком, удивляются его присутствию духа, не поддающагося

стыду, бешенству и отчаянью в таком позоре и несчастье. Но перед нами таких

удивительных людей проходило множество—и в виде Косинского, вчера валявшагося в

ногах у князя Острожского, а завтра наступающего на князя Вишпевецкого, и в виде

Царя Наливая, готового ударить на своих в пользу короля, и в виде Сулимы,

поклоняющагося папе, разоряющего королевскую крепость и принимающего

католичество, и в виде Павлюка, сходящего с эшафота для того, чтобы затеять новый

мятеж: Каждый из таких представителей козатчинн, колеблясь на

.

.283

скользкой вершине, чувствовал головокружение, замечаемое .нами и в

Хмельницком, но лета вниз, хватался за всякую подлость, лишь бы остаться при своем

бесстыдстве, не предаваться бесполезному бешенству и не впадать в отчаяние.

ПОЛЯКИ, народ, созданный боевым счастьем да клерикальными интригами, считают

Хмельницкого, талантливого стратегика и плохого тактика, неспособным к такой

торговле человеческою кровью, к какой тяжкая необходимость принудила бездарного

во всех отношениях Яна Казимира под Зборовым. Но, чадо их общественности,

Хмельницкий превзошел и самого Царя Наливая в предательстве своих соратников.

Еслиб Козацкиии Батько в самом деле сохранял уверенность в себе и присутствие духа,

то он должен был предвидеть, что станется с его детьми без его булавы и головы; не

оставил бы он их в такой момент ради надежды вернуть бегущих в панике Татар...

Козацкии хан потерялся не меньше татарского под Берестечком, и, может быть, обязан

только его угрозам тою уверенностью в себе ц тем присутствием духа, не

поддающимся стыду, бешенству и отчаянью, которому удивляются люди, не знавшие

террора в своем прошедшем и не понимающие, что террорист прежде всего

подчиняется террористу. Ото доказали дети Козацкого Батька ио отношению к нему

самому; ото доказал и Козацкии Батько ио отиошеиию к хану; доказала, наконец, ото и

вся козатчина но отиошению к тем, которые поставили ее во фронт и скомандовали

смицто!