Государственная Фемида взяла с несчастного Костки полную дань: его пытали
самыми жестокими средствами. Но он был нем, когда его допрашивали о сообщниках:
все же, что составляло его собственные преступления, высказывал он даже в
преувеличенном виде. Здесь проявился в нем побочный королевич, сын Влади-
279
слава. 11 июля посадили Костку на кол, чтб король мог бы заменить иною казнью,
но он былъ—Ян Казимир. Костка принял страшную казнь спокойно.
По поводу этого события, паны засвидетельствовали перед нами) что Оссолинские
да Яны Казимиры были между ними выродки.
»Не понравилась Полякам эта казпь“ (говорит современный наш историк).
„Молодость Костки, уважение к покойному королю, отвращение к Яну Казимиру, все
соединилось для того, чтобы преступление бунтовщика с каждым днем уменьшалось и
уменьшалось. Шляхта Краковского воеводства (в инструкции послам на варшавский
сейм) пазвала своего разбойника легким человеком. В Варшаве вообще думали, что
надобно было пользоваться победою под Берестечком и, вместо Костки, казнить
Хмельницкого; а Коховский отпустил королю весьма прозрачный сарказм в следующем
двустишии:
„Nie wiem, со to za nowy kueliarz si§ pojawii:
Miasto pieczeni, Kostke nam na rozcn wprawil* *).
При этом впоминается Петр Могила, угрожавший таким рожном родному брату
Иова Борецкого...
Зато шляхта, вернувшаяся из-под Берестечка, была вне себя от того, чтб ей готовили
хлопы. Всюду начались розыски и суды, а в Краковском воеводстве целые села бежали
в горы, жили разбоем, а пе то—перебирались па венгерскую сторону Карпат. „В глазах
польской шляхты" (пишет польский историк) „хлопскос движение заслуживало
большей кары, нежели козацкий бунт, потому что оно было неожиданным,
производилось обманом, метило в безоборонные семейства и ознаменовало себя
изменою, вопиющею о мщении".
В связи с хорошим делом Козацкого Батька в Краковщине, шесть русских
шляхтичей православного исповедания работали по его же внушению в Познани и в
Великой Польше, Они сперва прикинулись беглецами от козацкого террора, но в самый
разгар войны составили из местных крестьян гайдамацкую шайку, которая начала
возмущать парод обыкновенными козацкими способами— соблазном и запугиваньем.
Тогда князь Чорторыйский, с пятью сотнями всадников, разогнал и казнил четверых
поборников православия; два остальные бежали к Хмельпицкому, а разнесшийся
*) „Не знаю, чт5 это за новый повар явился: вместо жаркого, кость воткнул нам па
рожепъ".
280
.
вслед затем слух о бегстве Козаков из-под Берестечка окончательно успокоил
землевладельцев на счет малорусских возмутителей Польши.
Если нас, наслаждающихся внутренним и внешним спокойствием, воображение
терзает картинами прошлого и через два с половиною столетия,—терзает, можно
сказать, вчуже, то каково было на сердце у тех, которые принесли столько великих
жертв и потом, и кровью для превращения пустошей в цветущие колонии, и теперь
видели „мерзость запустения" на святых для них по памяти былого местах! Освециы,
по возвращении из экспедиция против Костки, бросил на эти места свой поэтически
грустный взгляд, томительный и для польского, и для русского чувства.
„Августа 21“ (пишет он) „приехал я в свое имение Закоморье, которое сильно
опустошили и неприятели, и наши собственные жолнеры. Я прожил здесь несколько
дней. В это время ездил я в Берестечко, для того чтобы осмотреть местность,
прославленную столь важными битвами и победою. Я видел неприятельские окопы,
весьма крепкие, как по местоположению, так и по произведенным фортификациям.
Затем посетил я Броды, резиденцию покойного великого 'гетмана, Конецпольского.
Город сожжен до основания; остался только замок, укрепленный на подобие
голландских крепостей и превосходящий все другие замки роскошью украшений. В
минувшие годы крепость эта выдержала в течение 12 недель осаду от 36.000 Козаков, и
успешно их отразила. Видел я также местечко Леснев. Оно все было обращено в пепел
Татарами, когда они впервые шли атаковать наше войско. С глубоким сожалением
осматривал я ИИодгорцы, славивпииеся некогда во всей Польше крепостью и
прекрасным дворцом, украшенным фонтанами, гротами и каскадою. Дворец этот
выстроил гетман Конецпольекий, предназначив его служить местом отдыха после
утомительных военных походов и других услуг Речи Поеполптой. Мысль эту выразил
он в следующей надписи, вырезанной па мраморной доске, помещавшейся над
воротами:
•
Sudaris Martis—victoria,
Victoriae—triumphus,
Triumphi praemium—quies *).
*) Награда военных трудов — победа, победы — триумф, триумфа отдых.
Глава XXVIII.
Поход панского войска из-под Борестечка в Украину.—Мародерство производит
общее восстание.—Смерть лучшего из панеких полководцев.—Поход литовского
войска в Украину.—Вопрос о московском подданстве.—Белоцерковский договор.
Между тем пани колонизаторы ипли с расстроенным и деморализованным
королевскими порядками войском для завоевания своих имений, не принимая в
соображение важпого обстоятельства, что землевладельцы малорусские давно уже
сделались иностранцами в глазах того класса туземцев, который был хранителем