ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

и пшена по 7'злотых, i to sita Moskwa ratowata (пишет Ерлич), jakoЈ car moskiewski

dozwolit swoirn In za granicg wozid, i sprzedawac zboze, i naszym jezdzic za granice a

kupowac u nich, i ztad posilek ubogim i ratunek byl. 'Zaczym ubdstwa od wschodu do

zachodu stonka od domow swycli uie mogli sie obegnac ludzie mozmejsi, po ulicach wiele

tego umieralo i puchlo w

336

.

варварски; но в распоряжениях своего двора и царского правительства поступала с

удивительной человечностью сравнительно . с мусульманами и католиками. Одно её

освобождение от монгольского ига достаточно свидетельствует о преобладании в ней

государственной хозяйственности над хозяйственностью Турок и Поляков. Это

преобладание объясняют возрастанием самодержавия московского, заимствованного

якобы от монгольского деспотизма. Но мнимые питомцы монгольского варварства,

падшие в Смутное Время от козней цивилизованного Рима, встали без посторонней

помощи, чего никак не могла сделать их якобы наставница, Золотая Орда, подпав под

их владычество. восстав из своего Разорения, Москва доказала превосходство

государственной хозайственности своей и над воспитанною Римом Польшею. Она

привлекла к себе симпатии всех, страдавших в этом государстве от бессудья и

самоуправства, даже католиков, коренных Полонусов, но всего больше расположила к

себе малорусское духовенство.

Отклоняя просьбы Козаков о дозволении им переселиться всем войском в

Московское Царство, и не веря слезам Хмельницкого, Москва верила православному

стремлению к ней истинпых органов малорусской церкви. Это стремление поощряла

она с политическою последовательностью, по мере своей безопасности от Польши.

Монахи и монахини получали от неё „милостыню на церковное строение* безотказно;

но сперва пограничные власти не всех обращавшихся к царской благотворительности

допускали в самое сердце Великой России. По царскому указу, многим давали

милостыню в Путивле, и затем возвращали в „Литовскую Сторону*. Теперь царь

подавал милостыню не только на церковное строение, но и на школы, которые, как

жаловался киевский митрвполит, „оскудели оскудением благодетелей своихъ*,

разогнанных, разоренных и перебитых козаками (чего не смел высказать письменно).

Теперь в Москву принимались уходившие из окозаченного Киева эллинисты-богословы

„для справки греческих книг на славянскую речь*, для перевода

историкофилософсишх книг с латинского языка и для устройства певче * ских школ.

Наконец, в августе 1652 года, было наказано пу-

гбйпе choroby wpadato od ziela i liscia ntanego na pokarm zbierajac. Kazdy dzieii

kupamito sig wlekto z rtfjfcnicli krajtfw, miast i wsi za Dniepr sig cisneio, eo chlopska

swywola jeszcze nie wybila i Tatarowie nie wybraii. Kraje hvowskie, wolynskie, podolskie,

miasta puste i wsie pozostawali.

S37

тпвльским воеводам: веех приходящих из Киевской Земли чернецов и черниц,

которые выйдут на государево имя, пропускать к Москве без малейшего задержанья, с

провожатыми, и давать им подводы, „чтоб им пи в чем нужи не было". Вот с кого

началось самое искреннее и прочное присоединение Малороссии к России!

Монахи первые возвестили о стремлении Малоруссов к новому центру русского

мира; монахи оправдывали его собственным переселением в самую среду

Великорусеов; монахи давали у нас в Малороссии православно-русское направление

всем умам, остававшимся за пределами католического влияния и вообще полыцнзны.

Точнее сказать, они сохранили у нас всецело древнее русское благочестие. Презирая

так называемое невежество этого класса и соединенные с действительным

невежеством пороки, игнорировали мы доселе великую службу его в деле русского

воссоединения, и приписывали это спасительное дело отребиго польскорусской

общественности—днепровским гайдамакам, черноморским пиратам, татарским

побратимам. Нет, общественная и семейная жизнь в тогдашней Малороссии тие давала

возможности сохранить в целости национальные предания о предках и старине: только

порвав связи с миром и его житейскими попечениями, было возможно спасти нашу

русскую национальность в будущем посредством ясных воспоминаний о былом под

сению древних наших святынь, на гробовищах отдаленнейших наших предков.

Деспотическая политика московского правительства проницала во мрак русского

будущего глубже, нежели наши питомцы либерального Запада проницают во мрак

русского прошедшего. Москва привлекала к себе элементы строительные, но вовсе не

разрушительные,—вовсе не те, которым так сочувствуют верхогляды малорусской

современности. Не изощряла она меча на пагубу соседственпой державы, поддерживая

в пей злодеев, как это нам представляют; нет, она своим примером и внушением

воспитывала в родствен * пой Малороссии общественное мнение, поколебленное'

духом пагубной польскорусской вольности. В лице проповедников и хранителей

православия, опа поддерживала в польской Руси те правила единовластия и

соподчиненности, которыми создалась политическая свобода Руси Московской. Для

этого ей были нужны вовсе не козаки, естественные нарушители гражданского

порядка. Она Козаков чуждалась. Опа не знала, как от них отделаться и дома в своей