удалось убраться из козацкон Украины в Украину царскую,—все вместе повело к
обычному в нашем народе гайдамачеству. Убогие, голодные, обиженные, пьяные,
ленивые и недовольные ни козацкими, ни панскими порядками стали нападать на
панские имения, на мещанские дворы, на зажиточных реестровых Козаков, которых
называли дуками срибляниками, наконец и ва жолнеров, которых бранили душмансти.
Хмельницкий издал универсал, в котором говорил, что теперь уже не годится делать
того, что делалосьпрежде, а себя выгораживал из каких-либо бунтов поспольства
против панов, Он грозил непослушным строгою карою; но его угрозы оказались
бессильными. Подобно тому как Татары повиновались турецкому султану только в
поощрении, но никак не в прекращении набегов, отатаренная Хмельницким чернь
смотрела теперь скрива на того, о ком кобзари пели ей хвалебные думы за возбуждение
к поджогу, грабежу и резне. И как со времен Косинского гербоваыиая шляхта
разбойничала вместе с козаками, так теперь шляхта исгсрбованная, реестровые козаки,
гайдамачили вместе с развращенным козатчииою поспольством, а во главе
гайдамачества являлись даже полковники, искавшие себе славу Морозенков,
Перебийпосов, Нечаев и прокладывавшие дорогу к гетманству но примеру самого
Хмеля.
Проживавший в это время в Киеве Ерлич записал у себя в дневнике, что в местечке
С-рибном (Sybryi), за Днепром „хлонская сваволя" изменою разбила па голову две
хоругви (как это было сделано при Конецпольском в Дымере). Но не долго они
торжествовали (продолжает православный шляхтич): лишь только дали знать об этом
Войниловичу, командовавшему полком князя Вишневецкого, он тотчас вторгнулся в
город, вырезал всех от великого до малого, а город сжег. В ответ на эту энергическую
меру, появились гайдамацкия ополчения в разных местах. В Липовом, в Рябухах,
принадлежавших к миргородскому полку, жол-
.
343
неры снова имели свалку с местными жителями. Под Лубнами появился гайдамака
Бугай. Под Нежином собралась гайдамацкая купа под начальством Лукьяна Мозыры.
Этот был зол на Хмельницкого за то, что он ссадил его с корсунского полковничества,
которое отдал своему швагеру Золотаренку. Мозира, как и Перебийнос, воображал себя
ничем не хуже Хмеля, и метил сам сделаться гетманом. Наконец миргородский
полковник, Гладкий, заявивший то же стремление под Берестечком, составил заговор
против жолнеров, и днем их избиения во всем миргородском полку назпачил день
Светлого Воскресения, когда жолнеры подгуляют. Произошла кровопролитная резня;
но, видно, на пьяных напали пьяные: проспавшись, испуга шсь они гайдамацкого
геройства своего, и Гладкий был схвачен хмельничанами. Около Мглпна и Стародуба
произошло такое же столкновение хозяев с постояльцами; а все эти случаи вместе
выражали раздражение Козацкого Народа против гетмана, который столько раз
поднимал его кончать Ляхов, и опять возвращал Украииу к прежнему порядку вещей.
Был в Полыпе слух, что козаки собирались идти на Чигирип и положить конец
орудованьто Хмельницкого. Хмельницкий успокоил, или разъединил козацкий народ
лишь тем, что в прибавку к 20.000 узаконенных реестровиков записал в секретный
реестр еще больше 20.000.
Между тем он просил короля назначить военносудпую коммиссию для
расследования и кары украинских бунтов. Эта коммнесия приговорила к смертной
казни Хмелсцкого, Мозыру, Гладкого, войскового судью Гуляницкого и многих мелких
ватажков гайдаматчины. Хмельницкий играл при этом роль человека подначального, но
в сущности пользовался возможностью извести своих недоброжелателей, и особенно
тех, которые, посредством бунтов, подкапывались под его гетманство. В видах будущих
козней, интриган очищал свой извилистый путь от препятствий, и в то же время сеял в
пароде новую ненависть к Ляхам, которые, ио козацкому воззрению, теряли не только
право мести ударом за удар, но и право государственного суда над разбойниками. Все-
таки ему становилось более и более жутко среди своих „детей, друзей, небожатчЛ
Мирясь по неволе с панами, ища защиты даже в ненавистных для пего постояльцах, он
видел, как его удельное княжество таяло вслед за своим возникновением. Теперь ему
больше, нежели когда-либо, нужна была царская помощь. Он домогался у царя хоть
иеболыпого отряда ратных людей, лишь бы та слава была, что Москва стоит с ним
заодно. Но царское правительство на все его
344
.
представления о православных церквах, на все его проекты широких завоеваний
отвечало с мучительным для него достоинством, что великий государь, его царское
величество, милостиво похваляет его за то, что он государской милости к себе ищет, и
т. д. Царское правительство помогало голодпому малорусскому народу московским
хлебом, и оставляло безо внимания мольбы и слезы козацкого гетмана.
Хмельницкий видел, что и без него все в Малороссии наклонилось в московскую
сторону. Он боялся остаться ни причем с ватагой головорезов да с Татарами среди края,
не имеющего ни естественных границ, ни крепостей, и среди народа, проклинающего
его даже в своих песнях. Вместе с другом и обманщиком своим, Выговским, он
обольщал царских людей перспективою не одних военных, по и промышленных