ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

соратников, по примеру Жиовковского, который, в знаменитой ретираде к Днестру,

честно сложил премудрую голову. Но, видя, что его никто не слушает, перешел от

смирения к запальчивости, неведомой Жовковскому, и еще больше повредил делу.

Конница выбрала себе вождей и, собравши второпях, что было можно, выехала за

валы в ожидании ночи.

Между тем Пршиемский сыпал, с помощью челяди, валы, располагая войско и

пушки для обороны западной стороны лагеря от Козаков. Коронный гетман, с своей

стороны, взялся за тот ум, о котором сами же Поляки сложили не оправданную ими

доныне пословицу: „плщсигу lach ро szkodzie“ *). Он вывел другую часть пехоты

против Орды и, построив ее в боевой порядок под валами, выслал вперед несколько

верных ему хоругвей и добровольцев, под начальством Марка Собиского и

Одривольского, которые мужественно отражали татарскую конницу. Самуил

Калиновский, сын гетмана, стоял с хоругвями своими в резерве. Он получил от отца

приказ наблюдать за возмутившеюся конницей и, в случае, когда бы она захотела

привести в исполнение свой замысел, принудить ее к послушанию.

Во все это время неприятель стоял бездейственно. Был слух, чго Тимкб ездил с

полковниками к отцу, который находился в трех милях от Батога, с вопросом: чтб

делать с неприятелем, которого держит уже в руках? Единственным наставлением

старого Хмеля молодому были слова: „Дохлый пес яе кусается**.

Оставалось два часа до захода солнца. Было уж поздно козакоТатарам начинать

битву, как их чаты донесли, что Ляхи—бьются сами между собой.

Тимкб велел полковнику Зологаренко, с 80.000 войска, занять папский стан с

западной стороны, обороняемой Пршиемским; а ме?кду тем нуреддин приблизился к

Батогу, и, видя зрелище невиданное, подвигался медленно вперед. Оя опасался засады

и нс смел сразу ударить на Ляхов.

Перед лагерем, на широком поле, кипела бешеная битва между пехотой и коиницей

одного и того же войска. Это постыдное для польской наций и польского характера

дело, по рассказу польской историографии, произошло вот каким образом:

Калиновский, получив от сына донесение, что конные хоругви вознамерились

бежать вплавь за реку Бог, отправил пехотные ре-

*) „Умен Иях по шкоде а.

Т. ИИ.

45

354

.

гименты к коннице, „чтобы поддать отваги трусам (abu ichorzom napgdzic odwagi)“,

как выразился он. Немцы пустили град пуль, но больше для острастки, нежели

серьезно, Поражеппая страхом, польская конница сперва не смела дышать, ни

тронуться с места. Но, прийдя в себя, жолнеры стали кричать, проклинать и,

доведенные до бешенства, метнулись на Немцев, чтобы не гибнуть безнаказанно.

Немцы делали свое дело стойко.

Борьба дошла до наибольшего ожесточения, когда ротмистр Пртиемского,

Винцентий Зелинский, прибежал к гетману, прося подкрепления и донося, что

Пршиемский с оставленными при нем 1.500 человек не может устоять против Козаков.

Гетман, занятый борьбою с собственным войском, не видел, что козаки напали с

тылу на лагерь. Узнав теперь об этом, приостановил пальбу и послал пехоту спасать

Пртиемского, а сам, с верными хоругвями, вышел против надвигавшихся Татар, во

обраная, что вся конница последует его примеру. Но взбунтованные полки, при виде

наступающей Орды, рассеялись, по выражению польского историка, как табун диких

лошадей. Одни бросились к реке Богу, другие разбежались куда попало. Но Татары

захватили их рогами своего полумесяца, и почти все они, кроме нескольких сот,

переплывших Бог, очутились в плену.

Гетман, раненный дважды сам, ушел с Немцами в лес; но, услыхав, что сына его

схватили, вернулся, чтоб отбить его. Здесь, окруженный неприятелем, пал он вместе с

сыном, коронным обозным. Когда его седую голову принесли к Тимку Хмельниченку и

нуреддин-султану, ковав бросил за нее головорезу червонец, а Татарин сказал

гетманской голове: „Не доплатил ты мне, християнинъ“.

Охватив конницу, Татары подвигались вперед, однакож осторожно, всё-таки

опасаясь военной хитрости. У входа в окопы, стоял молодой Марко Собийский с

ветераном Жовковского и Конецпольского, Одриволъеким. В славной ретираде с

долины Цецоры к Днестру Одрпвольский поддался панике; за то, послужив доблестно

во многих походах против Татар и Козаков, не посрамил теперь своего имени. С ними

стояли хоругви добровольцев, не желавшие спасаться бегством, стояли офицеры

взбунтованной конницы и знатные гости, терпевшие на чужом пиру кровавое похмелье.

Орда наступала на них несколько раз и разбивалась, точно об стену; наконец

позвала на помощь своих побратимов. При виде сверкающих в летних сумерках

пшцатей и кос, польские всад-

.

355

ник спешились, и, стоя за лошадьми, как за бруствером, ждали в молчании

приступа. Произошла дикая бойня лошадей и людей. ТимкЬ помнил, что дохлый пес не

кусается, и не предложил капитуляции мужественному остатку неприятеля; кавалеры

не просили её у варвара. Долго стояли они в неравном бою,—дорогое для потомков

свидетельство, что паны были ие все тшвчикп,—стояли до тех пор, пока легли до

последнего и довершили земляные валы кровавым валом тел своих. Через этот

ужасный вал степные людоеды вошли в польский лагерь; но тут их ожидала сцена