ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

мог ни воевать с панами, ни выручить сына из опасности. Нечистая сила разыграла с

ним одну из самых замысловатых своих трагикомедий.

В Белой Церкви ждал нашего Хмеля турецкий посол с письмом от визиря. Это

письмо сохранилось в пеясном московском переводе и, к сожалению, в поврежденном

виде. Его привез в Москву царский додъячий, Иван Фомин, который, может быть,

добыл его и „тайным обычаемъ", так как о козаках давно уже писал Бисель по своей

коммиссарской должности: „любят голубчики взять (ИиЬщ niehoita wzisc)".

Великий визирь, Аззем-Магомет-баша, обращался к Хмельницкому с дружеским

приветствием, но от учтивостей перешел к неприятным для Порты поступкам Тимоша

в придуыайских княжествах. „И то дело" (писал он) „великому государю нашему

учинилось к прогневлению, что сын твой с ратными людь(ми вошел) в те государства, а

тех государств люди) меж собою ссорятся"...

*) Богдан Хмельницкий, Божиею милостию генералиссимус грековосточной

церкви, вождь всех Козаков Запорожских, гроза и искоренитель польского дворянства,

покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников,

антихриста и Иудеев.

.

375

„И так как сын твой" (продолжал визирь) „учинил в Волохах несколько

непристойных дел, то по этой причине тамошния дела приведены в прежний порядок,

и все возвращено Лупулу, всегда нам доброжелательному *).

„А ты, достоверной друг нашъ" (говорится далее в московском переводе)

„(великого) государя нашего ведаешь: не (как иные) государи, онъ—великий государь

самодержавный, грозный государь. Все подданные его имеют над собою страх и

пребывают в его повеленье до єдиного человека и в послушанье: про то вам (козакам)

самим ведомо. А без ево, великого государя, повеленья никто не может в его государеву

отчину вступить, и благосчастииая мысль его к тому не прилежит. И тебе б его письма,

понеже бо такому в(ешкому) государю учинилися (вы, козаки) в подданстве, и

государские чести оберегати и (все) государева повеленья творити, нич(его не опуская).

II как учнете сим путем быть и добрострастие над собою имети, и вам день ото дни

перед нашими подданными чести прибудет. И аже даст Бог, и узрите. И вам бы ратных

своих людей держать в уйму, и в государство государя нашего входить не велеть, и о

том учинить крепкой заказ.

„А добрынинским ратным людем и той сто(роны Та)таром повеленье послано: к

(вам) на помочь будут. А же даст Бог здешнее дело совершится, но и паче с прибавкою

к вашей помочи повеленье будет. И крымскому цареву величеству повеленье послано

не единожды, чтоб он к вам на помочь тол. И вам бы про то ведать, и сына своего взять

к себе".

Письмо визиря лишило Хмельницкого надежды владеть придунайскими

княжествами. Между тем король мог ежедневно удовлетворить свое войско и

двинуться в поход, а князьки могли ежеминутно взять Сочаву, и-прийти к нему на

помощь в то время, когда Татары будут еще в Добрудже и в Крыму.

Визирь писал свое письмо еще до вторичного бегства Лупула. Теперь Лупул сидел в

Чигириве и сулил козакам золотые горы, вербуя войско для освобождения Сочавы.

Хмельницкий поощрял вербовку: сокровища значили для него столько же, как и

отражение

*) Эта мысль выражена в московском переводе так: „Й в то время, в которое сын

твой в Волохах несколько непристойных дел учинил, пристойно к тому, как преж сего

Ли ноль пришел в Яссы, и от бла госчастного государя нашего повеленье к нему

прислано, и Липоловым приходом, доднесь, кроме дружбы и добра, ничего (не)

увидеть".

376

.

союзных князьков. Но этим самым он разрушал надежду на турецкую помощь, так

как действовал вопреки повелениян Порты, а между тем козаки его, ослабленные

поражением под Яловицею, были разъединены.

В это трудное для старого Хмеля время, и Поляки, и такая Русь, к какой

принадлежал Ердич, распространяли и повторяли слух, что турецкий посол требовал от

него действительной отдачи тех земель, которые он столько раз обещал Порте, и в то

же время-присяги на подданство. Говорили, что будто бы козаки, волнуемые

духовенством, грозили бунтом по этому поводу; что будто-бы полковники Богун,

Джеджалла и другая старшина, вместе с гетманом, были не прочь от присяги султану,

но эта присяга ничего бы не значила без согласия черни, и что будто бы чернь, отвергая

и турецкое подданство, и московскую неволю, высказывала готовность „служить

старым панам и королю, который столько раз дал ей доказательства своей милости".

Не таков был Хмельницкий, чтобы позволить каждому заглядывать себе в карты.

Поэтому и такия вести, что будто бы он выражал Порте уверенность в

расположенности большей части Козаков к принятию ислама, повторяемые польскими

историками, показывают только незнание ни Хмельницкого, ни Козаков, ни самой

Порты, которой мало было дела до веры в вопросе о подданстве. Все такие слухи

распускали в Шляхетском Народе—или купленные Хмелем люди, или козаки, для того,

чтобы предрасположить Ляхов к известному обману. Тем же самым способом морочил

Козацкий Батько и Турцию, и Москву, и весь свет, и никто не знал истинных его

намерений, сам же он переменял их с каждой переменой обстоятельств.

Глава XXX.