ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

удалось Польше посадить на волошском престоле одного за другим трех Могил, и

тогда еще славянский элемепт за Днестром опирался на людей русских и едиповерных

с русскими. Иезуитская махинация, ознаменовав себя в Польше ополячением дома

Острожских, готова была повториться в Водощине над домом приемышей Польши—

Могил. Но тут румынский элемент, боровшийся с элементом славянским, выдвинул на

поприще господарской деятельности такого человека, который своими способностями

превосходил трех Могил и всех соперников их в арендаторском соискапии

господарского престола. То был Василий Лупул, родом Грек, или Албанец, или, как

думают иные, Серб.

Волошские господари Могилы: Иеремия, дядя нашего Петра Могилы, Симеон, отец

его, Моисей, родной брат и наследник его, находились в родстве и дружбе с

богатейшими польскорусскими до • мами. Той же политики родства и дружбы

держался и Василии Молдавский (как называли Л у пула, козаки), сделавшийся

господарем в 1637 году. Он был тдкой же интригант. как и его предшественники,

ивтригант по положению князя-гоеподаря, или господаря-арен-

129

датора, присяжный, записной интригант; но далеко превосходил их искусством

интриги. Служа нескольким господарям, особенно же Моисею Могиле, своим талантом

пройдошества, он усвоил себе их житейскую практику, которая состояла в том, чтобы,

поклоняясь от всей души мамоне, тем еще ревностнее кланяться Богу, разумеется, не

„духом и истиною". Лупул умел служить не только двум, но и нескольким господам в

одно и то же время,—служить не только согласным между собою, но и враждебным.

Так было необходимо поступать всем троим предшественникам его, Могилам, в их

положении; так в особенности надобно было поступать ему самому.

Лупул в своей господствующей среде был liomo novus. Из низменного положения в

свете он возвысился на степень обладания светом, а возвышаться помогало ему

чувство, выраженное Тацитом в изображении таланта, возобладавшего над толпой

римской знати: яОни презирают мою повость, я—вялость их (Contemnant novitatem

meam, ego ignaviam illorum)*. Но это чувство двигало его вперед не облагороживая.

Будучи в начале жизни предметом презрения со стороны людей, которым богатство и

знатность не дали энергии, он презирал богатых и знатных злобно: он вымещал

претерпенное , от пих унижение на каждом, кого ни прибирал к своим рукам, как

неудачника. Без всякой совести и без всякой жалости, он делал их пешками на

шахматной доске игры своей в богатство и знатность. Он дурачил и предавал каждого

по мере его неспособности к политике силы и власти: жертвуя равнодушно единицами,

сотнями, тысячами людей, он был способен столь же равнодушно жертвовать и целыми

пародами.

Но если кто-либо имеет право презирать в их счастливой судьбе людей вялых,

бездейственных и педалеких, то Василь Молдавский обладал этим правом вполне,

будучи полон горячей энергии, неутомимого трудолюбия и того ума, основанием

которого служит ловкость, изворотливость, ехидство и коварство, Сделавшись

вистерииком, то-есть министром финансов, при господаре Грациани, Лупул попал было

в тюрьму по подозрению в тайных сношениях с турецким правительством; по

Грациани пал па Цецоре, и гибель господаря спасла вистерпика для новых подвигов

интриги и предательства. Лавируя в своем пройдошестве между Оциллой и Харибдой

не хуже Улисса, Василь Молдавский пережил благополучно все последующие

княжения: Александра Илии, Стефана Тисмисевича, иначе Томжи, Радо, Мирона

Берновского, Александра т. ш,

17

130

Радо, опять Александра Илии, опять Мирона Берновского и наконец Моисея

Могилы. Против Александра Илии он взбунтовал народ, воспользовавшись его

ропотом на князя-господаря за то, что навел с собою Греков и вводит в Волощину

греческие порядки. Мирона Берновского оклеветал он перед султаном, и султан казнил

его в Стамбуле смертью. Преемника Миронова, Моисея Могилу, очаровал он своею

угадливостью, но, сделавшись у него великим дворником, то-есть генерал-

губернатором, и ходатайствуя в турецком Диване по его делам, столкнул его с престола

и сделался господарем.

Но этого было мало для проходимца, жадного к обогащению и власти не менее

нашего Хмеля. Чтобы создать себе прочный фундамент в дальнейших замыслах,

необходимо было ему упереться в Трансильванские горы, в Дунай и Черное море.

Мысль эта, осуществленная в новейшее время одним почерком враждебного

Славянству пера, возвышает Лупула во мнении румынских патриотов над всеми его

злодействами, в числе которых история записала

14.000

подданных, казненных мучительною смертью в его царствование. Он у

них считается первым законодателем, хотя его законы писаны человеческою кровью:

по ним, за преступления гражданские выкалывали глаза, отрезывали руки, подвергали

голых бичеванью уличной толпы. Он у них и великий господарь, и творец народного

благоденствия, и воскреситель румынской национальности, и двигатель

интеллектуальной культуры. Он у них почти то, что у наших козакомаиов Богдан

Хмельницкий, хотя паши козякомапы с гордостью могут сказать, что Василю

Молдавскому далеко до такого человекоистребления, каким себя прославил Козацкий

Батько.